Либеральная свобода – прекрасное блюдо на завтрак плотно упитанного человека. Это любимое кушанье сытых и благополучных. И я, как человек тучный, весьма отлично их понимаю! Если на завтрак поесть свободу, то лёгкость в животике находится необычная. Бабочки порхают – а где им там порхать, если ты набил животик русскими котлетами и белорусской «бульбой»? Неудача в том, что поближе к обеду любимое лакомство сытых и благополучных становится несколько наиболее пресным. А к ужину уже невкусным. И если ночкой не сходишь к холодильнику с котлетами, то на последующий завтрак свобода растеряет всю свою красота…
Да! Давайте итак вот жирным и подчеркну: свобода – кушанье для сытых. Чем меньше тебя касается бедность и безысходность, чем меньше ты себя чувствуещь выброшенным из жизни – тем больше негодуешь на «этих циничных бедных», которые всё время молвят о еде и иной прозе жизни!
Бедные – это неприятные вонючки. Они «вольных людей» достают нытьём о хлебе насущном, мешая отплясывать на площадях и с пылким пафосом отстаивать полноту свободы.
В старых Афинах эту делему решили конструктивно. Людей в Афинах было 20%, метеков 80%, и ещё больше рабов. В народном собрании заседали лишь граждане, другие шли лесом (которого так не хватает в каменистой Греции). Но появилась неувязка: не все из 20% полноправного демоса богаты! Почти все ухитрились разориться даже со всеми льготами гражданина полиса…
И вот эти бедные граждане стали халтурить. Они стали уклоняться от многочасовых и многодневных прений о свободе демоса, занимаясь всякими зазорными заработками и низкими ремёслами. Найдя такое, пылкие заступники свободы достигнули реформы.
Всякий, кто являлся на Агору преть о свободе – получал за это два обола (это таковая маленькая единица расчётов в Афинах). Чтоб не задумывался, чем животик набить, и прел за свободу радиво!
+++
Другими словами делему конфликта свободы и снабжения население земли понимает с древности. Когда у тебя никаких заморочек исходя из убеждений снабжения – ты полностью и вполне за свободу. Начинаются препядствия с достатком – и ты уже не настолько решителен в отстаивании «священных прав».
Что все-таки касается нищих – то они совершенно неприятели свободы. Некие её в гробу видали, в белоснежных тапочках, остальные же – совершенно о ней не задумываются, и знать не знают, какая таковая свобода? «Есть желаю» – понимаю. «Спать желаю» – понимаю. А что такое «свободы желаю?» Не понимаю…
Умные деспоты держат население в состоянии неизменной бедности и на грани. Тогда население днём и ночкой бегает в поисках кусочка, и ни про какую свободу не думает.
Глуповатые «деспоты» налаживают снабжение, снимают постоянную тревожность по поводу «что завтра есть» — и не соображают, что тем копают для себя яму.
Так как, как у человека потребление стабилизировалось до уровня привычки[1] и сделалось обыденным будто бы воздух – человек вдруг испытывает острейшую потребность в свободе.
И становится до досадного мелочным в ритуалистике почитания его символических прав вольного гражданина. Он становится весьма отзывчив на всякое подозрение, что его свободы ущемлены, пусть даже это и не в особенности ощущает на собственной шкуре. Поэтому что ему уже важен принцип.
Мы всё это проходили в СССР. Мне ли, мальчугану 70-х не держать в голове?
Потребление, ставшее обычным, отращивает такое «личное достоинство», что оно в дверь перестаёт пролезать! Сытому и самодовольному пузану слова не скажи поперёк, он так раним, так чувствителен на «попрание его самости»…
+++
С грустью скажу: недуг этот, мощного воспаления свободолюбия, врачуется целебным голоданием. И я, памятуя людей, оглядываясь вспять – удивляюсь, как стремительно!
Все эти «перестроечные» павлины, воображавшие себя громовержцами собраний трудового коллектива, витии площадей – при Ельцине и Гайдаре мгновенно слиняли, стали вдруг людьми застенчивыми, робкими, стесняющимися постучать в дверь «кормильца», и весьма много отысканному опосля мытарств «кормильцу» спускающие…
Почему так вышло (и опять происходит)? Почему общее обнищание не поднимает волну народного гнева, а напротив, гасит её с некий удручающей эффективностью?
Объясню: поэтому что размеренно сытый не ощущает себя на кукане. Он не чувствует собственной мошонки в чужой и злой руке, склонной её оторвать. И поэтому самогоноварение личного плюсы начинается в ударных темпах.
Человек, который не ощущает опасности жизни – гласит, что задумывается.
А человек, который ощущает опасность жизни – гласит лишь то, что от него желают услышать.
Если тебя оскорбил тот, кто не держит тебя на прицеле – ты не склонен спускать даже маленькой обиды. Сходу же кипишь, возмущаешься, бурно протестуешь.
Но если тебя оскорбил тот, от кого ты катастрофически зависим – ты склонен прощать ему весьма почти все. И мыслить, что никакой обиды не было – так для тебя самому психологически легче.
+++
Я не говорю, что свобода – нехорошая вещь либо не благо. Это весьма не плохая вещь и весьма приятное благо.
И опосля сытного обеда, в обстановке малинового варенья, дачной веранды, щебета насекомых в летнем саду – она «входит» потрясающе! Сходу всё понимаешь: как хороша свобода слова, и свобода собраний, и свобода совести, и свобода перемещения, и, и, и…
Про такое как раз и молвят: «сытый голодного не разумеет». И не товарищ.
Поэтому что все эти ваши свободы – для голодного не важны до стадии незаметности. Он их в упор не лицезреет.
Он бы их и не трогал за ненадобностью, но вы же сами начинаете! Вы начинаете их ему подсовывать, потчевать его свободами, причём назойливо, упрямо.
Тогда и неважное для него — становится ненавистным. Он готов с большевистской прямотой растоптать и вас и ваши «сраные свободы». Так он этими свободами просто не воспользовался, и ничего про их не знал. А с вашей кадетской помощью – он стал их принимать как фон и причину собственных несчастий, неприкаянности, собственной загубленной судьбы.
Весьма ли мучился он без свободы слова?
Нет, поэтому что он молчалив и сеять слова на ветер не привык.
Он мучился из-за больших цен на хлеб в лавке у мироеда.
Он весьма чуть к понижению этих цен на копейку и к их росту на копейку. Это весь его мир, это струны его души.
А поэтому, чтоб гласить с ним о душе – нужно сначала приобрести ему калач. Тогда прокатит.
Если же вы полезете с душой к нему в его голодном положении – он для вас устроит, как РПЦ в 1917-м году. Он одним топором и иконы рубил, и башки интеллигентам-болтунам.
И если вы умный человек, то должны осознавать, что дискуссии о душе либо о свободе с голодным заводить не стоит.
С ним нужно гласить о хлебных ценах – тогда вы будете гласить на одном языке. Когда он чуть-чуть отойдёт, отмокнет в овсяном киселе – тогда, глядишь, он и про религию охотно послушает, и в церкви благочестиво постоит (как позднесоветская волоокая интеллигенция), и о свободе личности задумается.
+++
Осознаете, лично я весьма люблю мёд. И я никогда для себя не дозволю мёда хаять. Но если меня посадят есть один мёд много дней попорядку, то я озверею. Либо просто умру. И в таком положении я могу зашибить того, кто начнёт разглагольствовать, что мёд лучше картошки.
Да, лучше. Хотя бы поэтому, что дороже. За один килограмм мёда сколько кило картошки выменяешь?
Но если человек длительно питался одним мёдом, и загибается уже от сладкого диабета, то на него таковой аргумент не действует.
Я для вас советую: не нужно голодного подкармливать свободой.
Он либо сам помрёт, либо вас убьёт, а мне и его и вас жаль.
Если мы «люди разумные», как говорит наше видовое имя – мы должны дорасти до осознания конфликта снабжения и свободы.
И пройти меж Сциллой и Харибдой, так, чтоб отлаженное снабжение не сделалось совершенно уж муравьиным, а с иной стороны – чтоб безмерная роскошь личных свобод не поломала бы продуктопроводов, соединяющих нас с землёй через почти все промежные операции обработки даров природы.
Умный человек сначала поест бульбы, а на десерт, ложечку, со вкусом и смаком – медку хлебнёт. И будет ему счастье!
А у дурачины всё время выходит, от его неумеренности, что либо картошки нет от слова «совершенно», либо с десертом облом.
Мы делаем людей сытыми, а они, от сытости, взбесившись с жиру – разламывают к хренам всю механику жизнеобеспечения. Поэтому что совершенно не соображают связи данной для нас механики поочередных и обмысленных операций со своим столом, теплом в доме, трудовыми доходами! Полагая в экстазе освободительного беснования, что всё это (что в тарелке и что в кармашке) – само собой, с неба, за их личное великолепие падает!
Разрушив к хренам всё снабжение, замерзая без отопления и голодая, и не зная, чем срам прикрыть – эти же люди, вчера бешено любившие Свободу – начинают настолько же пламенно её непереносить. Недаром молвят – «от любви до ненависти один шаг».
+++
Понимаете, как современный безработный, забитый и потерянный человечек принимает ваши «акции за свободу»? Он принимает их, как глумление и изымательство.
— У вас, у сук, средств много, для вас ещё и свободы подавай – а у меня совершенно ничего!
Большевизм, который я ни в коей мере не считаю отрицательным понятием – беспристрастно говоря, питается от этих источников. Когда народу заместо хлеба и средств к существованию принесли свободу – он принимает это как изымательство, и в общем-то, прав.
И вот уже болтливая республика Керенского сменяется неразговорчивой, сосредоточенно-сопящей и кровожадной диктатурой пролетариата. Он утомился ожидать от вас, болтунов, хлеба, и сам пришёл его взять.
Вы, естественно, верещите:
-Соотечественники, как так?! Вы меняете нашу свободу на хлеб!
За такие крики вас могут:
1) Возненавидеть и просто уничтожить.
2) Не осознать, и обойти, как умалишённого.
3) Высмеять здоровым пролетарским хохотом.
И порекомендовать взять всю свою многопартийную свободу слова и запихнуть для себя в известное пространство.
+++
Не нужно на их дуться. Вы привыкли есть свободу на завтрак, а ужинаете не в пример тому плотно. И вам большевизм – ужас, которые нередко снятся не в меру плотно поужинавшим.
Но то, что сытому ужас – голодному и обездоленному единственный шанс вылезти из могилы. Единственный шанс на жизнь, который он хоть какой ценой старается употреблять.
Чтоб осознать ничтожность свободы в шкале ценностей человека – для вас придётся провести над собой опыт. Попытайтесь совершенно не есть. И совершенно не растрачивать средств. Движется трамвай, вы по привычке желаете сесть в него – ан вспомянули, что экспериментируете, и что гривенника у вас нет! И попёрлись пешком вслед трамваю…
Охото есть – а бесплатная пища лишь в помойке. Она неприятная, гнилостная. Но иной без средств не дают. Ну и эта не постоянно имеется. Животик урчит, а буханка с плесенью… Вот и выбирай, что лучше…
Поживёте вы так недолго – и о, волшебство! – всех собственных интеллигентных знакомых из сферы IT, которые для вас начнут щебетать о «деспотах, заре свободы» станете вдруг принимать с ненавистью… Даже не как безопасных чудаков, болтающих глупости про всякие «сферические вещи в вакууме», а конкретно с ненавистью, как злых издевателей!
Благодаря такому тесту вы можете осознать, что мир еще обширнее и многомернее, чем соцсети и препядствия IT-индустрии. Что настоящий мир не влезает в Инстаграм и пляски на площадях не вымолачивают хлеба, а карнавальные революции – завершаются никак не банкетами для рядовых участников…
Но это нужно с собой создать.
Чтоб не утратить настолько дорогой вашему сердечку свободы личности.
Чтоб научится ограждать системы продуктопроводов жизнеобеспечения человека от бесжалостного топора праздных гуляк-погромщиков, ратующих за безбрежные свободы.
Чтоб обеспечить неприкосновенность жизнеобеспечения всякого человека.
Без которой все права и свободы человека – досадная и издевательская фикция.
—————————————————————————-
[1] Есть ужас бедности, а есть азарт обогащения. Они взаимосвязаны и действуют в «обществе фарта» сообща, рука о руку. Азарт обогащения не даёт сформироваться потреблению-привычке: ведь у тебя же любой денек больше, а не попросту одно и то же любой денек.
Александр БЕРБЕРОВ, научный обозреватель; 1 октября 2020