Величавый и беспомощный
На свои прошлые публикации в «МК» о сегодняшнем упадке родного языка и вытеснении его из обихода я получил бессчетные отклики. Но российский язык употребляется не лишь в Рф. Нравится это кому-то либо нет, но он продолжает оставаться разговорным и деловым языком на послесоветском пространстве. И уже, в свою очередь, его употребление в сегодняшних независящих республиках влияет на то, как мы говорим в РФ. Наиболее того, условия использования его на просторах СНГ является точным маркером текущей политики в странах-лимитрофах, их дела к собственному прошлому и будущих тенденций.
Неувязка российского языка в ближнем зарубежье состоит из нескольких составляющих. 1-ое — это топонимика. У нас, в силу отсутствия исторической памяти и того, что сегоднящая РФ признана наследницей РСФСР и СССР, а не исторической Рф, эта часть культурного наследства находится в полном загоне. Что при Ельцине, что при Путине неувязка табуируется, недавнешний прорыв в крохотной Тарусе вызвал разноречивые отклики, и желающих следовать примеру обитателей города не наблюдается.
Напротив, во всех 14-ти странах, образовавшихся из обломков Русского Союза, топонимическому вопросцу уделяется главное внимание, и непринципиально, идет ли речь о прозападной Украине либо о тоталитарной Туркмении, — решения о переименовании принимаются всюду.
Благо, если бы речь шла о советско-коммунистическом наследстве, наподобие Жданова либо Ленинабада. Но вытесняются и извечно российские наименования.
Началось все в Казахстане еще в октябре дальнего сейчас 1991 года: безо всяких разъяснений и обсуждений, без просьб обитателей древний российский город Гурьев был назван Атырау. Потом был уничтожен древний Семипалатинск — под несуразным предлогом ассоциирования в разумах иноземцев с известным полигоном. Напомню, что у казахов в силу их бродячего вида жизни городов не имелось. Я не отрицаю права казахстанских властей именовать городка на собственной местности как им заблагорассудится, но буквально так же снутри оставшейся Рф мы имеем полное право именовать эти городка их историческими именами. Почему молчит правительство? И где глас общественности?
В 1992 году было изготовлено смелое географическое открытие: оказывается, Средней Азии не существует! Ее предложили именовать Центральной Азией. Так была поломана давнишняя российская традиция, согласно которой Средняя Азия — это район меж Каспием и Тянь-Шанем, Центральная же Азия размещается на местности Монголии, Синьцзяна, Джунгарии. Причина понятна: для людей, пришедших к власти в регионе, «средний» звучит как «средний», а «центральный» — льстит их самолюбию. Но почему мы должны быть заложниками слабенького познания российского? Буквально так же древний и всем понятный термин «Закавказье» пропал, уступив пространство невыразительному «Южному Кавказу».
Я спрашивал у журналистов, ученых, политиков: почему они так просто сдали Среднюю Азию и Закавказье? Пряча глаза, обычно что-то бубнят про нежелание ссориться, необходимость осознавать чувства до этого угнетенных народов, и совершенно, это таковая ерунда — Закавказье либо Южный Кавказ!
Остальным проявлением комплексов неполноценности сделалось шизоидное настаивание на «стане»: Туркмения перевоплотился в Туркменистан, Киргизия — в Кыргызстан (в которой оказались некоторые «кыргызы» взамен бывших киргизов), да и у нас, в РФ, пропали Татария и Башкирия. Это была милая изюминка российского, то обилие, которое делает хоть какой язык богаче и увлекательнее: какие-то восточные страны — со «станом», а какие-то — нет. В «-ия» не было ничего досадного либо оскорбительного. И снова — местные царьки навязали уродливые наименования, не согласующиеся с русским языком, а в Москве их неоспоримо приняли! Так же, как Молдову — Молдавию и Тыву — Туву.
Этот принципный момент весьма принципиально осознать: заглавие страны, народа, городка в остальных языках может звучать не так, как на родном. В этом и заключаются обилие и мультикультурность. Мне, к примеру, весьма нравится, что Москва преобразуется в Москоу, Москау, Моску в остальных языках, что нет монотонной до одурения «Москвы». Почему же казахи требуют писать «Алматы», тогда как сами пишут «Мескеу»? Не цинизм ли это? И для чего нам тогда станция метро «Алма-Атинская»?..
Возьмем столицу Чехии, которая именуется Praha. По-немецки она Prag, по-английски — Prague. И чехи, при всем собственном национализме юный цивилизации, не возмущаются, так же, как и немцы не торопятся восполнить свою вину за долгие века владычества над государством переходом на Praha. В Казахстане же заставляют писать против правил российского языка — оттого заместо Чимкента возникает Шымкент, Актобе заместо Актюбинска и Костонай взамен Кустаная. Да, совсем правильно, по-казахски конкретно так и пишутся (пока не перебежали на латиницу) наименования этих городов. Но не по-русски! И снова — русские власти не просто молчат, а дают указания употреблять наименования городов Казахстана против правил и традиций российского языка, за исключением одной Алма-Аты. А мы еще желаем от наших властелин, чтоб они защищали российский язык!
Недавняя война в Карабахе напомнила и о топонимике. Оказалось, что Апшеронский полуостров стал Абшеронским, Мингечаур — Мингечевиром, Казахский район — Газахским и т. д. Снова-таки никакая инстанция в Москве не давала им новейших заглавий — просто русские СМИ по умолчанию делают указания из Баку. А пугливые ученые-филологи, отлично соображающие весь идиотизм ситуации, молчат. Не считая того, действия в Белоруссии обновили спор о том, как именовать страну. Чудилось бы, нет никакой задачи: в белорусском языке она Беларусь, в российском — Белоруссия. Но напор национал-озабоченных кретинов сделал свое дело. Уже известное СМИ на публике капитулировало перед ними, объявив, что с этого момента его создатели вольны писать наименования государств как им вздумается.
Я лишь не сообразил, можно ли в «Медузе» писать «карова» и «малако», если так нравится и кажется политкорректным? А один старенькый дурачина заявил в Фейсбуке, что с этого момента и навечно он зарекается писать «Белоруссия», а будет писать «Беларусь», чтобы выразить свою солидарность с восставшим народом.
Во-2-х, кроме топонимики на российский язык влияет его повседневное внедрение в примыкающих странах. Броский пример тому — Украина. Так как на него действуют нормы украинского языка, равно как и польского, итог не замедлил сказаться. К примеру, в «украинском российском» «срок» вытеснен «каденцией», что перебегает и в «российский» — совместно со обилием других латинизмов, таковых, как «аматоры» заместо «любители».
Не считая того, близость к Западу сказывается в ускоренном заимствовании англицизмов — к примеру, «копы» стали полностью медийным словом на Украине, но в крайние год-два они попадают и в русские СМИ, благо границ не существует. По-моему, это тривиальный позор, когда даже именовать полицейских недозволено, чтоб не прибегнуть к словечку, услышанному в голливудских фильмах! Неуж-то по-русски, да и по-украински недозволено подобрать пригодного понятия? Ну и, естественно, на Украине воспретили «цыган», перейдя на общеевропейских «ромов». Любопытно — а сами украинские цыгане что задумываются по этому поводу?
Зеленский, придя к власти, переименовал свою администрацию в «кабинет», подобно папуасу, верящему в магическую силу слов белоснежных людей. Понятно, что хотя он и мастер разговорного жанра, но ни в украинском, ни в российском языке ничего не соображает, по другому бы не было этого зазорного казуса с кабинетом. Его мотивация ясна: белоснежные господа в лондонах и вашингтонах именуют свои учреждения «кабинетами» — если мы будем им слепо следовать, то и у нас будет так же отлично, как у их. Но для чего русские СМИ пишут о «кабинете» Зеленского, когда это администрация либо аппарат? Мы же не говорим «начальник кабинета Белоснежного дома» про администрацию южноамериканского президента. Хотя, возможно, скоро начнем, раз уж сдаем одну позицию за иной.
Про подмену «на» на «в» касательно Украины я уже молчу. То, что являлось обыденным многообразием языкового порядка, усилиями безумных националистов перевоплотился в ужасное лингвистическое грех, наказание за которое внедряется и у нас. Действия в Белоруссии вводят очередное словечко в российский язык: в Минске заместо стачки усиленно насаждается британский «страйк» — дескать, мы же движемся на Запад, для чего нам лапотная «стачка»?..
Российский язык в бывших республиках СССР стал два раза заложником — с одной стороны, обмысленной гос политики, нацеленной на его вытеснение и маргинализацию, подчеркивание вторичного статуса в сегодняшней ситуации, с иной — его вульгаризации и перевоплощения в «суржик» в критериях отсутствия контролирующего и нормативного центра, когда безграмотные массы увечат его всяк на собственный манер. В итоге разные варианты «белорусского российского», «молдавского российского» и т. д. влияют на корневой язык.
Какова же политика русских властей в данной нам ситуации? С одной стороны, она страусиная: голова глубоко погружена в песок, нет никакой активной и понятной стратегии. С иной — идет имитация бурной деятельности, о чем несколько позднее.
Понятно, что если снутри страны управлению глубоко наплевать на то, что происходит с русским языком, то вовне оно и подавно не будет им заниматься. Чтоб осознать предпосылки подобного дела, следует разобраться в том, кто и как воспринимает решения и выстраивает ценности, — в неприятном случае наши негодования так и останутся пустым звуком.
Современная русская «элита» глубоко денационализирована. Как бы ее представители ни объявляли себя патриотами, все отлично знают, что их интересы сосредоточены «там», где у их недвижимость, денежные активы, куда они посылают обучаться собственных чад с потаенной либо открытой надеждой, что те никогда в Россию не возвратятся, будут «там» жить и созодать карьеру. В этом смысле правящая вершина ничем не различается от собственных критиков. И те и остальные разглядывают РФ чисто как кормовую местность, и если они не уважают живущих здесь людей, то с чего же они станут уважать их язык, который, к несчастью, является пока и их языком? Вообщем, почти все из их гордятся, что внуки во Флориде, Лондоне либо Израиле не знают по-русски ни слова…
Соответственно, при таковой изначальной позиции все те заявления и меры, которые принимаются, не могут не носить чисто имитационный нрав, а кое-где и быть методом разворовывания экономных средств. Настоящие помыслы людей далеки от заявляемых.
Возьмем Совет по русскому языку при Президенте РФ. Он состоит в основном из различного рода начальников — вузовских, академических, НКОшных, медийных и т. д. Кто в современной Рф пробивается наверх — отлично понятно, какой это психический и моральный тип людей. Не желаю мазать всех темной краской, но и приличному человеку посреди их, чтоб выжить, приходится вопить по-волчьи.
Наименования должностей у начальников из Совета по русскому языку — просто сказочные! «Директор центра коммуникативных компетенций» — полностью глупое нагромождение против правил российского языка: что «коммуникативных», что «компетенций» — два слова-паразита из лексикона офисного планктона. А «директор фонда поддержки языковой культуры «Полный диктант»! Ведь по-русски это «всеобщий/всеохватный» и т. п. диктант! «Полный» — такое же пустое пристижное словечко, привнесенное убогими переводами с британского безграмотными нахалами. Ужаснее его лишь «глобальный» и «инноваторский», которые на данный момент суют куда ни попадя. И как «полные коммуникаторы» из Совета по русскому языку намереваются его облагораживать и выручать? Стопроцентно поменять еще оставшиеся российские слова схожими же латинизмами из британского? А «полные диктанты» — детище несведущих недоучек — лишь совсем добивают язык.
Допускать таковых людей к родному слову — все равно что ставить браконьеров директорами заповедников. Логично потому было прочесть такое мировоззрение члена данного Совета о недавнешней инициативе Миши Мишустина по реформе российской орфографии: «Вспомянули по каким-то причинам, что существует российский язык, провели кампанию, потом окончили». Но если ты так считаешь — то для чего ходишь на совет нечестивых? Почему не выходишь из Совета, не протестуешь против его бездействия и никчемности? Да к тому же утверждаешь, что «российский язык не является собственностью Рф». Какой нужный выход от деятельности Совета?
Опосля собственных прошлогодних публикаций в «МК» я не посиживал складя руки, а раз в день что-то пробовал созодать. Выступал и в газетах, и по радио, а основное — в соц сетях. Но я отлично понимаю, что все это — буря в стакане воды. Да, друзья в Фейсбуке, читатели и слушатели одобряют и поддерживают, но это попытка ухватиться за куст на фоне обрушившейся и сметающей тебя лавины. Без страны, без принятия соответственных законов и публичных инициатив, им же поддержанных, поменять ничего недозволено.
Я писал в «МК», что надлежит созодать, и это не маниловщина, а только освоение мировой практики — французской, шведской и т. д. Никакой отсебятины я не предлагаю: все основывается на удачной забугорной практике.
Но мой опыт воззвания к власти очень показателен для свойства нашего времени. В социологии это именуется «включенным тестом». Сначала я обратился к Маргарите Русецкой, ректору Муниципального института российского языка (!) им. А. С. Пушкина, депутату Мосгордумы. Чудилось бы, сам Бог повелел ей заниматься данной нам темой. Да, милая дама, весьма разлюбезная. Результат — фактически нулевой. В библиотечной системе Южного окрестность пообещали отрешиться в библиотеках от табличек «Bookcrossing» — по ее запросу с моей подачи. Но уже на запрос в Комитет публичных связей и молодежной политики Москвы ответили, что отрешаться от насаждаемых комитетом коворкингов они не собираются и плевать желали на российский язык. 3-ий запрос, в «Макдоналдс», выслан так и не был. Что ж, спасибо депутату и за bookcrossing — то маленькое доброе дело, которое, может, перетянет на весах.
Еще увлекательнее было общение с главой Совета по русскому языку, советником президента Владимиром Толстым. Не наименее разлюбезный, чем Русецкая, он честно слушал меня в течение получаса, кивал головой, соглашался и осторожно намекал, что не все так просто. Так бывалые бюрократы говорят с назойливыми городскими безумными. Он поблагодарил за проявленное внимание к языковой дилемме и пригласил некоторую чиновницу, с которой мне надлежало быть на связи и делиться с нею своими соображениями. Что ж, я делился — но безо всякой оборотной связи. Когда я попросил ее в итоге представить дорожную карту того, как и чем мы будем заниматься, с прописанными сроками и ответственными за выполнение, ответом мне было, очевидно, молчание.
Так что даже наилучшие представители власти полностью беспомощны в вопросце российского языка.
Без команды сверху, без верно проявленной политической воли никто ничего созодать не станет. Так и будет длиться имитация деятельности, российский же — и далее вытесняться как вовне, так и снутри Рф; кто-то будет распиливать гранты, выделенные на его пропаганду, кто-то — проводить бесполезные полные (инноваторские, коммуникативные и проч.) диктанты, тоже на этом зарабатывая; начальство — заседать в советах, ничего не решающих, зато дающих доп статус. А главной неувязкой современного российского языка они будут объявлять — как это и делается — изменение рода слова «кофе» и множественное число от слова «контракт». Условятся!
Максим Артемьев