Уходящий год продолжил полосу исторической непредсказуемости во всем мире. Но она не закончена. Прогнозы не реализуются и не будут реализоваться.
Спецы по пророчествам грядущего на данный момент работают, не разгибаясь. На переломе от старенького года к новенькому спрос на их продукцию постоянно велик. В особенности от такового года, с которым мы прощаемся. Предсказывают, что с ковидом получится наиболее либо наименее сладить уже в 2021-м. Что прозаический уклад стремительно возродится, пусть даже и в виде таинственной «новейшей нормальности». Что в Рф 2020-х станет больше репрессий, а Китай еще посильнее расцветет и совсем перегонит Америку лет через восемь. Что весь мир оборотится к зеленоватой повестке и примется растрачивать на борьбу с потеплением 10-ки триллионов баксов в год…
Почти все из этого полностью может реализоваться. Нужно лишь добавить, что сверх того произойдут к тому же совсем неожиданные вещи, которые заслонят собой все прочее.
Население земли поочередно проходит то через понятные эры, когда сюрпризов не много, жизнь течет плавненько и потому умные люди о многом могут заблаговременно додуматься, — то через непонятные, когда самые толковые прогнозы светлейших разумов проваливаются один за остальным. Крайние лет 20 на дворе конкретно таковая никем не предсказанная и не влезающая ни в какие предвидения эра. И конца ей не видно.
Предшествующая эпоха непредсказуемости тянулась полста лет — примерно с первых лет ХХ столетия и до его середины.
В начале 1900-х никто не додумывался, что за полтора десятилетия упадут все величавые мировые империи — Цинская, Османская, Русская, Австрийская и Немецкая. Величавую войну, в общем, ожидали, но о том, какой окажется 1-ая глобальная, не имели даже ориентировочного понятия. Победу большевиков не предугадал никто, включая и самих большевиков. Величавую депрессию предвещали лишь те, кто десятками лет раз в год обещал экономический апокалипсис и потому никем не принимался серьезно. За 1939-й — 1942-й экспертные консенсус-прогнозы финала 2-ой мировой войны изменялись три раза, если не четырежды, и всякий раз на 180 градусов либо около того. И это лишь часть исторических сюрпризов той эры.
А позже, с середины ХХ века, установилась эра предсказуемости. Планетка была поделена меж 2-мя сверхдержавами. Одна продвигала капитализм в различных вариациях, иная — тоталитарный социализм. Войны меж ними появлялись нередко, но не были решающими, а насаждаемые ими модели имели возможность показать свою силу либо слабость.
Со временем становилось все очевиднее, что капитализм берет верх. Это сделалось восприниматься как закон природы: чем больше вольного предпринимательства, тем богаче страна; чем богаче страна, тем либеральнее режим. Политические теории той эры, и в особенности теория модернизации, так правдоподобно изображали логику событий, что их проповедникам начали веровать, как физикам и математикам.
Обыкновенные люди, в политических науках малосведущие, мыслили в том же направлении. Стоит вспомянуть наши домашние смешные рассказы 1970-х о абсурдности и убожестве русской жизни и о западных осмысленности и благоденствии.
В 1980-е движение ускорилось. Поначалу наружные, а позже и внутренние провинции русской империи совместно с Россией начали осваивать капитализм и либеральную демократию, переходя — как чудилось, навечно — на правильную сторону жизни.
Все это смотрелось логичным, назревшим и издавна предсказанным. Конкретно тогда южноамериканский мыслитель Френсис Фукуяма выдвинул доктрину конца истории, т. е. торжества либеральной капиталистической демократии в мировом масштабе.
Эра понятности тянулась приблизительно до конца 1990-х. Хотя действия в различных концах планетки все ужаснее укладывались в логику либерального прогресса. У нас разделительной чертой стал дефолт 1998-го, который обозначил конец русского западнического опыта. Но приход к власти Владимира Путина в 1999-м — 2000-м еще можно было при желании толковать как типичный прогресс: временную и нерадикальную автократию, нацеленную на хозяйственный рост, соц развитие и следующий переход к свободе. Это была иллюзия, но я, к примеру, тогда в нее веровал.
В мировом масштабе крах эры прогнозируемого прогресса практически совпал с началом XXI века. Террористический удар по США 11 сентября 2001-го положил начало бесконечным войнам на Большенном Ближнем Востоке, которые вели к чему угодно, но лишь не к триумфам либерализма.
Величавая рецессия 2008-го и следующих лет подорвала мечты о вольном капитализме равных способностей, сразу дав толчок к усилению нелиберальных рыночных режимов разной расцветки и в особенности китайского.
Десятые годы стали временем подъема автократий и полуавтократий, от Москвы до Анкары и от Будапешта до Разделяй.
Аналитики, которые подсчитывают по очкам «уровень свободы» в различных странах, сокрушаются, что несвободных и малосвободных режимов на данный момент больше, чем когда-либо за крайние лет 30. Но дело-то обстоит еще печальнее. Западные страны, зачисляемые ими в категорию вольных, не очень похожи на самих себя, какими они были несколько 10-ов годов назад. Так ли волен средний янки, живущий в расколотом обществе, в котором оба лагеря совершенно не поощряют разномыслие?
В незападном мире возрождаются империи, из обломков старенькых местных идеологий склеиваются воинственные доктрины, неотклонимые к вероисповеданию гражданами.
А в мире западном составные элементы недавнешнего либерализма и прогрессизма, вроде расового равноправия либо природосбережения, мутируют во всепоглощающие тоталитарные концепции, которые перекатываются по материкам, подавляя культурно-исторические нормы и круша обычный стиль жизни.
В XXI веке мир растерял путь и предсказуемость. Общепонятных ориентиров больше нет. Уже 20 лет мы живем, не зная, какой будет завтра собственная страна, да и остальные страны. Эпидемия — тоже, естественно, никем не предвиденная, — умопомрачительно органично легла на это вселенское смятение. Она, надеюсь, уйдет, но смятение остается навечно. В прошедший раз оно продолжалось полста лет.
Сергей Шелин