Опосля того, как мы разглядели «мир дешевенького труда» и его индивидуальности, настало время обратиться и к его противоположности. А конкретно – к гипотетичному «миру драгоценного труда». Почему гипотетичному? А поэтому, что до сего времени этот тип общества так и не был построен – были изготовлены только 1-ые шаги по направлению к нему. Но даже при всем этом итог был наиболее, чем блестящ: как уже было сказано, т.н. «золотые десятилетия» — период с 1950 по 1980 годы – являются следствием конкретно обозначенного «удорожания труда». Другими словами, как раз то время, когда вышло формирование «современного вида жизни», начиная с возникновения доступного образования (сначала среднего, а к концу – и высшего) и заканчивая созданием компьютерных сетей. В общем, фактически всё, что мы обычно считаем «естественным благом», было сотворено конкретно тогда.
Вообщем, к достижениям обозначенного периода можно приплюсовать и заслуги «предшествующего» тридцатилетия. Которое – хотя и было омрачено фашизмом и 2-ой Мировой войной – отдало нам такие принципиальные вещи как массовую электрификацию, радио, восьмичасовой рабочий денек и наделение дам штатскими правами.
Но, очевидно, нужно осознавать, что все это – только начало движение к еще наиболее «драгоценному труду», к повышению толики работника в приобретенной прибыли. Гипотетически способной достигать 100%. (К слову, здесь сходу же стоит сказать, что говоря о «стоимости труда», следует вести речь не только лишь о формальной заработной плате, но совершенно, о той части создаваемых публичным созданием благ, которая идет работникам. К примеру, в виде соц благ: медицины, образования, пенсионного обеспечения и т.д. Вообщем, думаю, это разумеется хоть какому разумному человеку.) Так как даже в «наилучшее» с т.з. настоящей заработной платы время – в 1970 годы – ее размеры не превосходили 65% ВВП в самых продвинутых странах. (В ряде европейских стран эта толика «на пике» достигала 70%, но это длилось весьма куцее время.) На данный момент, к слову, эта величина снизилась до 52%, и продолжает падать. (Как уже говорилось, падение началось с конца 1970-начала 1980 годов, и было соединено со понижением способности давления масс на правительство из-за происходивших в СССР действий.)
Вообщем, даже 52% лучше, нежели 15-20%, которые составляла заработная плата до 1917 года. (При этом, в наилучшем случае – т.е., в продвинутых странах для относительно квалифицированного труда. Большая же часть работников трудилась, практически, «за пищу», при этом весьма грубую и некачественную.) Потому, в целом, мы можем считать наш мир быстрее передвигающимся к «драгоценному труду», даже с учетом наблюдаемого опосля 1980 годов «провала». (О том, почему это конкретно «провал», а не возврат к прошлому, будет сказано уже раздельно.) Потому полностью может быть выделить определенные тенденции, и смоделировать то, как будет смотреться этот самый гипотетичный «мир драгоценного труда». Что, фактически, и будет изготовлено ниже.
Итак, чем все-таки он будет различаться от того, что было нормой для всей людской истории? (Имеется в виду, письменной истории либо истории классового общества.) В общем-то, о этом уже было сказано не раз, потому особенной потаенны здесь не будет. В том смысле, что, к примеру, уже отлично понятно, что по мере перехода от дешевенького труда к драгоценному будут сдвигаться «акценты» в экономике от производства различных продуктов к «производству» самого человека. К примеру, в плане развития системы образования и здравоохранения. Этот самый момент можно отлично узреть по тому, что конкретно эти системы могут быть названы отличительной индивидуальностью современного общества от того, что предшествовало ему ранее. Когда – как уже было сказано, к примеру, в прошедшем посте – даже примитивные системы обучения были последней редкостью.
Да, конкретно так: невзирая на то, что письменность, как такая, возникла еще 5 тыс. годов назад, реальное начало обучения ей масс началось только в XIX веке. (Ранее учили, в главном, «служителей культа», позже бюрократию – да и последнюю лишь в крайние пару веков.) Притом, что ничего неосуществимого в данной технологии не было: та жалкая часть людей, что была грамотной, получала эту грамотность довольно недорого. А ведь умение читать и писать – это лишь вершина «образовательного айсберга» — который, потенциально, дозволяет поднять уровень развития отдельной личности на гигантскую высоту. И, тем, на порядки прирастить ее (личности) производственный потенциал, позволяя одному человеку созодать то, на что ранее требовалось огромное количество людей.
Поточнее сказать: огромное количество людей и огромное количество времени, может быть, даже занимающее несколько поколений. Потому что основное отличие образованного человека от необразованного заключается в том, что крайний может гибко «настраивать» свои возможности и умения зависимо от имеющихся критерий. (Это на порядки важнее формальных познаний.) Но в мире, где труд дешев, и где огромное количество людей готовы исполнить хоть какое указание «высших», в этом нет надобности. Ну, по правде, для чего нам учить той же «Агрикультуре» (известной с римских времен) — при этом, не только лишь фермеров, да и помещиков. Ведь, в последнем случае, вымрет 10% населения при голоде от засухи либо еще некий причине – и что? Сам-то помещик от этого не пострадает: потерянные доходы он постоянно сумеет собрать, прирастить поборы с народа. Потому, невзирая на то, что уже в римский период была возможность значительно прирастить урожайность, сиим не достаточно кто занимался. И население еще две тыщи лет опосля этого послушливо мерло от голода, не имея способности оперативно подстраиваться под изменяющиеся природные условия.
И только с переходом к «драгоценному труду» ситуация поменялось. В том смысле, что это поставило население земли перед обозначенной выше необходимостью прирастить производительность труда – а создать это можно было лишь через повышение квалификации. Потому началось развитие сначала исходного, позже среднего, а в период «пика» — и высшего образования, которое можно было бы отдать любому. Очевидно, отсюда нетрудно осознать, что процесс этот был очень сложный, ведь приходилось заниматься тем, что не было в протяжении тыщ лет истории. Потому педагогика – нежданно превратившаяся из второстепенного занятия бывших теологов в актуально важную ветвь – находится в истинное время лишь сначала собственного «пути в науку». Но это не означает, что этот путь она пройти не может – быстрее напротив. (В том смысле, что даже нынешнее состояние педагогики есть большой прыжок по сопоставлению с тем, что было 100 годов назад.)
То же самое можно сказать и про здравоохранение. В том смысле, что хотя большая часть способностей современной медицины и не была известна до недавнешнего времени (снова же, возникает вопросец: почему?), но хотя бы простые суждения гигиены и эпидемиологии можно было бы соблюдать. Вымывать свои руки перед пищей, пить прокипяченую воду, не выливать, простите, дерьмо перед крыльцом и т.д. Про сточную канаву и водопровод можно даже не припоминать – единственное, что здесь можно сказать, так это то, что данная разработка возникла еще в III тыс. до н.э., так что додуматься до нее можно было просто. Но все это не применялось. Напротив, «пользующаяся популярностью медицина» в течение тыщ лет являла собой поразительную смесь невнимания к простым – и при всем этом просто выводимым – вещам, и поразительную любовь к очень развращенным и дорогостоящим способам. К тому же к тому же разумеется небезопасных для «пациентов». (Лекарства из мумий, ванны из масла с добавлением толченых алмазов, клистиры по хоть какому поводу и «превентивное» удаление зубов, как у злосчастного Людовика XIV.) Можно сказать, что, наверняка, из «исторической медицины» лишь кровопускание имело, некий оптимальный смысл. Все таки другие «способы исцеления» сводились к тому, чтоб выслать в небытие хворого очень сложным и ненатуральным образом.
Причина данной индивидуальности была той же самой, что и с образованием: а для чего стараться обеспечить здоровье населения, если его много? В том смысле, что более прибыльным смотрится сохранение здоровой молодежи с высочайшим иммунитетом – что обеспечивается высокой детской смертностью, на порядок превосходящей таковую у развитых общинных обществ – а так же резвое «сведение в небытие» лиц с уменьшающейся работоспособностью. Очевидно, эта «выгода» условна – как уже говорилось, господа сами нередко попадали в схожую ловушку, умирая от чумы/холеры/дизентерии – но, тем не наименее, в рамках дешевенького труда смотрится полностью беспристрастно. И да: весело, но при нулевом уровне здравоохранения совершенно, одна его область – хирургия – в общем-то развивалась. (Пускай и гнусно – но все таки лучше, нежели все другое.) Так как она имела цель восстановление жизни самих господ, пострадавших в военных стычках. (Вообщем, все мастерство докторов, обычно, нивелировалось отсутствием санитарии и терапии как такой.)
И поменялось все это лишь во времена «драгоценного труда», тогда, когда жизнь работника стала более-менее цениться. К слову, любопытно: но даже тот маленький рост цены труда, который случился опосля Величавой Французской революции, уже оказался весомым и привел к реальному прогрессу медицины. Антисептика, анестезия, отказ от большей части варварских способов исцеления (вроде вдувания дыма в задний проход), в конце концов, 1-ые шаги к настоящей санитарии – стройку канализации в больших городках, начало уборки мусора и пробы надзирать свойство товаров – все это было суровым шагом вперед. Но понятно, что реально развитие массового здравоохранения началось только опосля 1917 года, достигнув апогея во времена «золотых десятилетий».
Конкретно в это время были заложены базы здорового существования – начиная от сотворения системы коммунального обеспечения санитарии: канализации, водопровода, постоянного вывоза мусора, от строительства спостроек, соответственных санитарным нормам и введения понятия «гигиены труда». И заканчивая сетью доступных для большинства мед учреждений, в каких заболевшие могли бы получать нужное им исцеление.
Другими словами, снова повторю: уже на текущем уровне – когда оплата за труд составляет около половины ВВП – наблюдается существенное повышение значения образования и здравоохранения. Областей, которые еще лет 100-150 вспять находились в тривиальной «тени» производственной системы, и нередко даже не числились частью крайней. Другими словами, было принято, что ни привитие работникам познаний, ни обеспечение их здоровьем производству не надо, и даже вредоносно. (Напомню, что приблизительно так отвечали русским преподавателям дореволюционного времени тогдашние руководители. Мол, для чего развивать обучение фермеров, если они эти познания в собственной жизни использовать не сумеют, и единственным результатом этого процесса станет лишь рост страданий от осознания народом собственного томного положения.) Понятно, что уже на данный момент мысли, подобные обозначенной выше, смотрятся тривиальной дикостью. (И даже те, кто так считает, стараются очевидно не афишировать свои взоры.)
Вообщем, действия крайнего времени полностью явственно демонстрируют, что даже незначимое уменьшение уровня здравоохранения – скажем, понижение числа больничных коек вдвое с 1990 года для продвинутых стран – либо образования приводят к весьма суровым дилеммам и у общества. И у его властителей. В том смысле, что возвращение массовых эпидемий либо невозможность поддерживать современную инфраструктуру из-за нехватки инженерных кадров оказываются для современной цивилизации весьма и весьма противными.
Но о этом, а равно – и о том, чем еще мир «драгоценного труда» различается от «исторической нормы» — будет сказано уже раздельно…