В Вебе идет дискуссия по поводу увольнений педагогов ВШЭ за «либеральные взоры». Одна сторона заявляет, что политическим активистам прозападного толка не пространство в заведение, которое думало как «примерный российский институт». Остальные возражают — университет-де не может не быть вольным и либеральным по самой природе.
Если можно «встрять» со своим воззрением (я все-же пару лет собственной жизни дал исследованию «истории и философии институтов»), то я бы представил, что не правы обе стороны.
Не думаю, что отменная мысль — увольнять педагогов за их политические взоры (если, естественно, педагог в аудитории не занимается примитивной партийной вербовкой, а честно делает собственный проф долг, то есть — пардон за стиль! — несет познания и будит мозги). В конце концов, какая для вас разница, каких взглядов на политику держится доктор, который будет вас вылечивать? — основное, чтобы он был неплохим доктором.
Но и россказни о том, что институт должен быть «вольным» и «либеральным» и таковой институт ведет к созданию «вольного и либерального» общества и страны, не соответствуют правде. Ничего лучше прусского исследовательского гумбольдтовского института, как понятно, в данной области сотворено не было. Но гумбольдтовский институт существовал снутри самого что ни на есть авторитарного страны — прусской монархии, воплотившей вольфианский эталон «полицайштаат». Да и в самом институте порядки царствовали грозные — профессоров назначал лично министр и они были не свободными интеллектуалами, а… госслужащими!
Но самое основное — имеющийся снутри авторитарного страны и института оазис академических свобод (до этого всего, свободы преподавания и обучения) совсем не привел к конвертации этих свобод в политические и к радикализации общества. Напротив, еще в 19 веке было увидено: по-своему «вольный» германский институт помогал как можно подольше сохраниться авторитарным германскому обществу и государству и напротив — авторитарные французский и русский институты, вопреки всем своим усилиям, де-факто помогали распространению революционных настроений и раскачиванию общества. На это направил внимание, к примеру, Кавелин, которого министерство послало в командировку, чтобы изучить положение дел в институтах Европы перед реформой русских институтов.
Выпускники германского института, которые в годы учебы вкусили академических свобод, выходили из стенок института добропорядочными полностью ограниченными бюрократами, выпускники русских институтов, которые обучались по неотклонимой программке, подвергнутой жесточайшей цензуре, выходили отъявленными революционерами.
То же самое, к слову, повторяется на данный момент: я помню ВШЭ и московские институты эры нулевых: там царила практически полная (по сопоставлению с нынешним деньком) свобода и они выпускали полностью дружелюбных сислибов, сейчас «гайки закручиваются все туже», дошло до увольнений по политическим причинам — и выпускники сплошь — конструктивные либертианцы и страстные уличные революционеры. Итак, чем меньше свобод во время учебы — тем огромные политические радикалы выпускники, феноминально, но это так.
Кавелин это разъясняет просто: «для учащейся молодежи полезно либо вредоносно не то, что она понимает, а то, как понимает… нет неверного учения, которое было бы вредоносно для учащейся молодежи, если оно изложено со всеми резонами в пользу против и лишь в строго научной теоретической форме». По другому говоря, если либертианство (которое лично мне, к примеру, отвратно) будет научно, критически анализироваться на лекциях, то его приверженцев посреди студентов будет меньше, чем если его воспретят разглядывать либо будут лишь крушить и очернять, как ранее делали с немарксистскими учениями…
Одна из соц функций западных институтов (в этом смысле южноамериканский институт — наследник германского) — отдать студентам «пропустить через себя» все конструктивные учения, позже подвергнуть их критике и выйти из стенок института специалистами с «прохладной головой». У нас же, изгоняя педагогов — либералов достигают обратного — студенты сами проникаются этими учениями (к тому же превратно и примитивно понятыми), а до стадии критичного анализа просто не доходят…
Рустем Вахитов