Не так давно новостные агентства сказали: в Петербурге уничтожают Академический институт — детище Нобелевского лауреата, величавого русского и русского физика Жореса Алфёрова. (О этом докладывала и «Русская Наша родина» 3.04.2021 г.).
1.
Формально, естественно, институт продолжит существовать как рядовой институт в составе Петербургского политеха. Но совсем не в том качестве, как замышлял Жорес Иванович! Он грезил о вузе новейшего типа, соединяющем в для себя наилучшие традиции русской высшей школы и потенциал Академии! Вспомним, что конкретно объединение Академии и Берлинского института, произведенное двести годов назад Вильгельмом фон Гумбольдтом, породило модель исследовательского института, сходу же выдвинувшую Германию — тогда еще раздробленную и отсталую — в ряд ведущих научных держав мира. Алфёров рассчитывал, что его Академический институт — «1-ая ласточка»; что как власти увидят, что такие институты способны «генерировать» ученых мирового уровня, сеть схожих вузов покроет страну…
Но чуть только Жорес Иванович скончался, как его институт, на который он ложил столько надежд, зашатался, и подступила настоящая угроза для него раствориться в обыкновенном политехническом вузе… Причина до досадного обыденна: отсутствие финансирования. Не считая того, кое-кто, похоже, положил глаз на красивое здание в центре Северной столицы… Да и научные лаборатории института обустроены неповторимым оборудованием, которое «выбивал» для собственного возлюбленного проекта Алфёров. Стоит оно огромных средств — нобелевский лауреат употреблял все свои связи, неоспоримую аргументацию для оснащения института и даже вкладывал собственные средства. Сейчас много охотников зарится на такое достояние.
Крайнее десятилетие в Рф совершенно ознаменовалось целой вереницой ликвидаций традиционных институтов, которые «вливали» в технические университеты, опосля чего же гуманитарная составляющая удачно «усыхала». Отмечены крайние годы и непонятными слияниями вузов очень дальних профилей, да и просто ликвидацией вузов и их филиалов, объявленных «неэффективными». Приведу несколько примеров.
Еще в 2012 году Министерство образования попробовало слить Тамбовский муниципальный институт имени Г. Р. Державина и Тамбовский муниципальный технический институт. Преподавательское общество и студенты обоих вузов практически восстали. Были митинги протеста в разной форме, воззвания к президенту… Министерство образования пошло на попятную и приказ отменило, но Сергея Мищенко — ректора технического университета, чьи студенты и педагоги в особенности интенсивно сопротивлялись, столичное министерство уволило.
В 2014 году разразился звучный скандал в связи с ликвидированием Русского муниципального торгово-экономического института, которым управлял Сергей Бабурин. И студенты, и педагоги, и управление университета объявили стачку, протестуя против «впихивания» их университета в Плехановку на правах обычного подразделения. И министру Ливанову в сей раз удалось довести план до конца.
В 2016 году Министерство образования попробовало устранить столичный Русский муниципальный геологоразведочный институт имени Серго Орджоникидзе («влив» его в РГУ нефти и газа им. И.М.Губкина). Институт принадлежит к наистарейшим отраслевым университетам, в 2018 году отмечался его 100-летний юбилей. Геологи отстояли альма-матер, и министр Васильева, пришедшая на смену Ливанову, отменила его приказ.
В том же 2016 году другое министерство — Минтранс, попробовало слить все главные транспортные университеты Рф (от Столичного муниципального института путей сообщения до Столичного автомобильно-дорожного и вузов штатской авиации) в единый «Государственный институт транспорта». Непонятная мысль сделать монструозный университет, грозившая обрушить всю систему подготовки кадров для транспорта (в особенности в авиации) вызвала легитимные возражения и педагогов, и даже больших авиакомпаний. Слияние было остановлено.
Самарцам подфартило меньше. В 2018 году в Самаре традиционный муниципальный институт был включен в состав Аэрокосмического института. Педагоги и студенты так же были против, так же проводили митинги и писали петиции, но губернатор Меркушкин, десантированный Кремлем в Самару из Мордовии, заявил: «Вы упорные, а я упрямее». Вправду, с чего же бы ему жалеть ведущий самарский университет, основанный аж в 1918 году?! Это ж не родной ему Мордовский госуниверситет имени Огарева (где обучался он сам и где ректором был его дядя — Г.Я.Меркушкин)! Объединение Меркушкин «продавил». Сейчас, судя по отзывам педагогов «супервуза» в вебе, от традиционного института «не осталось ничего». Разрушены научные школы, пострадал учебный процесс, уволились мощные педагоги.
В 2019 году разгорелись страсти и в Петербурге — власть вознамерилась силовым способом соединить Лесотехнический институт имени С.М.Кирова и Институт промышленных технологий и дизайна. Студенты и педагоги СпбЛУ обратились к Путину — с просьбой не уничтожать наистарейшем в Рф лесоводческий университет (он был основан аж в 1803 году, а мысль такового учреждения была высказана еще Петром Величавым, которого именуют первым лесоводом Рф!). Все мы знаем, в каком плачевном состоянии лесное хозяйство — так ведь ветвь еще может остаться без профессионалов! Ученый совет Лесотехнического института проголосовал против объединения, и Москва опять отдала задний ход. Ректор Беленький, который был основным проводником «слива» института, к всеобщему облегчению уволился…
В начале 2021 года громыхнул и до этого времени не смолкает скандал в столице Башкирии Уфе, где управление региона упрямо настаивает на слиянии традиционного института — БашГУ и его технического «собрата» — Уфимского авиационного. И это невзирая на то, что наиболее 90% профессорско-преподавательского состава БашГУ заявили в ходе соцопроса, что они не поддерживают объединение, во всяком случае в таком формате и проводимое таковыми способами. Если мечта управления реализуется, то Башкирия станет первой нацреспубликой РФ, которая лишится собственного традиционного института, дарованного ей центральной русской властью в 1957 году (во всех других нацреспубликах — от Татарии до Бурятии и от Чувашии до Чечни, традиционные институты не просто благополучно есть, но и являются предметом особенной заботы со стороны регионального управления).
Вся эта кампания по слияниям больших провинциальных вузов полностью вписывается и в гигантоманию имеющегося режима (объединяют же у нас регионы), и в кампанию по сокращению количества вузов Рф из суждений «экономии бюджета». Отличился в этом смысле прошлый министр образования Дмитрий Ливанов — тот, который обидел всех вузовских педагогов страны, заявив, что педагог, который работает за 30 тыщ рублей в месяц, — неэффективный. И тот, который уничтожил Академию, отдав ее на растерзание менеджерам-неолибералам… За годы его пребывания в кресле министра количество вузов в Рф сократилось на 1097. При этом речь о целенаправленной, сознательной работе.
Ливанов в 2015 году бахвалился, что лицезреет свою цель в «очистке высшего образования» и что он делает федеральную программку, согласно которой к 2020 году количество вузов будет сокращено на 40%, а филиалов — на 80%. И хорошо бы речь шла о коммерческих шарашкиных конторах, которых у нас вправду расплодилось с 90-х величавое огромное количество! Нет, Ливанов устранил 83 головных, профилирующих муниципальных университета (до ливановских спецопераций их было у нас 567, а сделалось 484)!
Весьма жалко и филиалы, ведь они размещались в малых и средних городках Рф и наличие такового филиала часто было гарантом того, что хоть некая часть выпускников школ не уедет в Москву и Петербург, а остается в родном городке… Но в особенности жалко старейшие отраслевые университеты со славными традициями… Так, в 2016 году ликвидаторы образования и науки убили Столичный институт леса, прошлый в русские времена базисным университетом страны в области лесного хозяйства. Его превратили в мытищинский филиал Бауманки, оставив в его составе 2 факультета. Ликвидаторы образования совершенно почему-либо «неровно дышат» к лесоводческим университетам — пробовали убить Воронежский лесотехнический, Уральский лесотехнический, Петербургский лесотехнический… Архангельский лесотехнический влили в Арктический институт, где практически не осталось «лесных направлений»… Время от времени тяжело отвертеться от воспоминания, что столичное министерство работало прямо по заказу прокитайской браконьерской лесной мафии… Шуточки шуточками, а итог выгоден конкретно ей.
Вообщем, «палача образования» (как именовал Ливанова академик Запесоцкий) заинтересовывали и остальные отрасли. Плоды его неустанных трудов длительно будут держать в голове и авиастроители, и машиностроители, и химики, и врачи. Нет больше Столичного авиационного технологического института имени Циолковского, Столичного муниципального института тонких хим технологий, Столичного муниципального машиностроительного института. Чтоб сделать Федеральный институт им. Вернадского, в Крыму устранили 7 вузов (в том числе устранили Крымский муниципальный мед институт, Земельный институт, Национальную академию природоохранного и курортного строительства, Крымский экономический институт, Институт полиграфических технологий). Во всех регионах в новообразованных гигантах проходила «оптимизация», увольнялись педагоги, исчезали кафедры, направления, диссертационные советы, научные школы… Обещанного «синергетического эффекта» так и не дождались…
Лично я глубоко убежден, что в 2012—2014 гг. руководители высшего образования страны приступили к открытому уничтожению русской высшей школы, стремясь ужать до минимума количество вузов, нужных «энергетической сверхдержаве». При этом эта уже оканчивающая, 3-я стадия разрушительных «реформ», которые начались еще в 1990-х.
2.
В Русском Союзе была широкая система вузов. Наиболее 800 русских институтов и институтов обеспечивали дипломированными спецами все сферы жизни страны. 201 университет готовил кадры для индустрии и строительства, 216 — для просвещения и культуры, 99 — для здравоохранения, 98 — для сельского хозяйства, 37 — для транспорта и связи. Образование строилось по модели специалитета, которая была разработана в Германии во времена ее благоденствия, когда германское образование было на первом месте во всем мире. Бесспорной специфичностью русской высшей школы являлись академическая стипендия для студентов и аспирантов и госраспределение выпускников (выдуманное, к слову, не большевиками, а практиковавшееся еще в императорской Рф, правда, в ограниченных размерах). На Западе стипендии адресные — для неимущих, инвалидов, представителей расовых меньшинств, и представляют собой, быстрее, скидки при оплате образования. В СССР не много того, что все высшее образование производилось за счет госбюджета и не стоило студентам и их семьям ни копейки, — правительство к тому же платило учащимся своеобразную «заработную плату» за неплохую учебу. У аспирантов она достигала 100 рублей, недотягивая до средней зарплаты по стране всего 20 рублей. (На Западе такового нет, там считают, что учеба — личное дело человека, никто ему платить за это не должен, напротив, он должен оплачивать свое образование.)
Опосля окончания учебы выпускников русских вузов направляли туда, где государству требовались спецы соответственного профиля. Отработать необходимо было 3 года, а потом спец мог уехать куда угодно (но так как юным спецам правительство предоставляло жилище, почти все оставались там, куда попали по распределению). Судьба выпускников западных вузов была, обычно, неопределенной. Они попадали на рынок труда, где для почти всех из их мест не находилось. Это ведь не социалистическая экономика, где правительство готовило в университетах столько профессионалов, сколько поступило заявок, это капитализм, где безработица заложена уже в механизме набора студентов. И устройством их занимается «рука рынка».
Пришедшая к власти в Рф команда реформаторов-неолибералов сперва сломала плановую экономику, а в университетах отменила госраспределение. Университеты уже могли принимать сколько угодно студентов (заявки от компаний и учреждений были упразднены), взимать с их за учебу средства (так возникли коммерческие наборы как компенсация за сокращение финансирования) и отправлять их «в свободное плавание по волнам рынка».
Университеты, обязанные выживать, открывали бессчетные экономические и юридические отделения и филиалы, так как эти специальности должны были в новейших критериях воспользоваться спросом.
В большей степени на подготовку юристов и экономистов ориентировались и личные университеты, которые разрешил создавать новейший закон о образовании и которые в обилии возникли чуток ли не в любом городке.
Нужно увидеть, что уровень подготовки студентов при всем этом резко снизился. Вузовское управление «не рекомендовало» педагогам быть «лишне серьезными» по отношению к «коммерческим студентам», ведь от их зависело пополнение бюджета университета. В итоге юноши и девицы, учившиеся за средства, стали относиться к образованию как к услуге, а к педагогу — как к представителю сферы услуг, к примеру, парикмахеру: ему заплатили и он должен поставить отличные оценки, чтобы в конце студента ожидал желанный диплом. Ушли в прошедшее времена, когда старенькые русские педагоги, влепив «двойку» по черчению, напутствовали беднягу: а вас, юный человек, могут отчислить, русской индустрии не необходимы инженеры, которые не могут читать чертежи…
К тому же и педагоги, и руководители соображали: быстрее всего, их выпускники работать по специальности не будут (на данный момент почти все уже не помнят, что выпускники сельхозвузов либо физфаков институтов устраивались в 90-е… в милицию, где за диплом давали сходу лейтенанта и твердую заработную плату). Заявок от компаний не было, равно как и почти всех компаний, которые были сметены ураганом гайдаровских реформ и чубайсовской приватизации…
Либералы-рыночники разрушили смычку меж университетами и государственным хозяйством, социальной сферой. Университеты стали преобразовываться в автономные учреждения, в которых часто образование преобразовывалось в профанацию и главной целью которых являлось только добывание средств. Коммерциализация образования сделала управляющих высших школ собственного рода предпринимателями от образования, для которых важны не свойство выпускаемых профессионалов (юристы и экономисты 90-х годов не помнили ни 1-го параграфа из учебников, по которым обучались), а средства. К тому же введение коммерческих наборов развратило вузовскую бюрократию, сейчас уже заработной платы ректора и проректоров в 10-ки раз были выше зарплат рядовых педагогов, а реки «коммерческих средств» лились мимо бюджета — в кармашки управляющих.
В 2000-х стали явными результаты ельцинско-путинской политики в сфере высшего образования. В стране работало наиболее 2000 вузов вкупе с «коммерческими» и с филиалами (притом что в РСФСР их было около 450, а во всем СССР — 805). Формально уровень образования вырос донельзя, практически высшее образование донельзя девальвировалось. Наличие вузовского диплома уже практически ничего не гласило о качестве спеца. Нужна была реформа высшего образования. И правительство провело ее, но не такую, которая улучшила бы ситуацию в данной сфере, а еще одну разрушительную «катастройку».
Бюрократы из Минобра решили против воли, несмотря на протесты общества, трансформировать университеты Рф под эталоны Болонской декларации. Ими двигали то ли фанатическая вера в эталоны западного высшего образования, то ли алчные побуждения (прогуливались упрямые слухи, что западные некоммерческие организации щедро осыпали грантами застрельщиков «Болонской реформы» в Рф). Итог известен: обычный, испытанный десятилетиями русский специалитет был ужат до бакалавриата с утерей практически 20% учебного материала… Если ранее из стенок вузов могли еще выйти отличные спецы — из числа тех студентов, которые стремились обучаться, а не отбывали часы в платных группах, то сейчас даже у не плохих студентов шансов не осталось. Сама учебная программка обрекала их на получение только неполного высшего образования…
Но и этого «реформаторам» показалось не много. В 2012 году президент Путин выпускает указ, согласно которому в РФ в последующем, 2013 году вводилось нормативно-подушевое финансирование вузов. На обучение 1-го студента выделялась определенная сумма, и университет ее лишался, если этого студента отчисляли за неуспеваемость. Тут нужно увидеть, что отчисление за неуспеваемость — рядовая норма в университетах по всему миру. Высшее образование, в отличие от среднего и исходного, доступно далековато не всем в силу собственной трудности и специфики. Любой на психическом уровне здоровый человек может завладеть действиями простой математики, но не всякому дается математический анализ либо тензорная алгебра.
В СССР в среднем до защиты диплома доучивались около 70% от числа поступивших на 1-ый курс. Были, естественно, случаи, когда кого-либо «тянули» прямо до выпуска, но обычно с лодырями либо с теми, кто «ошибся факультетом либо университетом», расставались без сожалений. Как уже говорилось, если бы на создание попал инженер, не умевший читать чертежи, то в министерство сходу полетело бы письмо, ущемляющее репутацию университета. На Западе с сиим все обстоит еще жестче: во французских университетах доучивается до конца меньше половины поступивших, а в США есть даже особая оценка — F (fail — провал), которая обозначает, что педагог считает: студент никогда не сумеет сдать этот предмет, поэтому что не имеет соответственных возможностей.
Я уже гласил, что с введением коммерческих наборов учеба для почти всех студентов, плативших средства в кассу университета, перевоплотился в приятное времяпрепровождение. Но от студентов-бюджетников еще добивались познаний и упрямого учебного труда. С введением подушевого финансирования управление вузов сделалось заинтересованным в том, чтоб и студент-бюджетник продолжал обучаться, независимо от его усилий и показанных познаний. Тем наиболее что согласно распоряжению правительства от 30.04.2014 № 722-р под звучным заглавием «О плане мероприятий «Конфигурации в отраслях социальной сферы, направленных на увеличение эффективности образования и науки», было установлено среднее соотношение меж числом педагогов и студентов — 1 к 12. Это значило, что если педагог проявит принципиальность и доведет до отчисления 12 лодырей и неучей из числа экономных студентов, то университет не лишь недополучит финансирование, но к тому же обязан будет уменьшить 1-го педагога. И вы, естественно, угадаете, кто это будет…
Сразу министерство методично работало над тем, чтоб у педагогов не оставалось вольного времени, чтоб совершенствоваться, читать литературу по специальности, готовиться к лекциям и семинарам. Их заставляли писать нескончаемые рабочие программки, учебно-методические комплексы и т. д. и т. п.
Доведя университеты до точки, когда педагоги уже были не в состоянии нормально исполнять свои должностные обязанности, Минобр, во главе которого уже встал Ливанов, заявил, что в стране много «неэффективных вузов», и перебежал к крайней стадии поражения русской высшей школы — ликвидации вузов, или через абсурдные слияния, или просто через невыдачу аккредитации…
3.
Причина разгрома высшего образования ясна. Система образования 2-ой сверхдержавы мира не нужна сырьевому придатку Евросоюза (каковым наша страна беспристрастно является, несмотря на словеса, которые произносят начальство и телепропагандисты). Последующую судьбу нашей высшей школы предсказать несложно. В 2-ух столицах еще сохранятся наиболее либо наименее солидные университеты, не уступающие как минимум восточноевропейским. В провинции же университеты будут сливать, устранить, реформировать, пока их не остается совершенно незначительно, сколько полагается «для проформы». Тем наиболее что и обучаться в их скоро будет некоторому: управление страны поощряет переезд людей в огромные городка, до этого всего в «нерезиновую» столицу. О этом некогда прямо гласил Д.А.Медведев, который, выдвигаясь в президенты, обещал, что к середине века на смену 83 субъектам РФ придет всего только 20, но весьма больших городских агломераций.
При этом под сокращение попадут провинциальные традиционные институты (так как развитие науки и культуры власть не интересует), педагогические и мед университеты (сокращение количества школ и больниц уже идет полным ходом), сельскохозяйственные университеты (если исключить юг Рф, то практически всюду большая часть земель сельхозназначения заброшены, а села пустеют). Зато останутся нефтяные и газовые университеты, университеты, работающие на «оборонку», и уж, естественно, военные университеты, а также университеты МВД и ФСБ (их даже специально вывели из-под деяния Болонской реформы).
Процесс вошел в последнюю, заключительную стадию. У нашей общественности еще есть незначительно времени, чтобы попробовать приостановить ликвидирование того, что осталось от русской высшей школы. И недозволено сказать, что никакого сопротивления нет. В начале статьи я уже сказал о том, как педагоги и студенты вставали на защиту собственных вузов, которые Минобр избрал для поражения методом «слияния» либо лишения аккредитации. И время от времени эти протесты оказывались даже не бесплодными — как в Тамбове либо в Санкт-Петербурге. Но не может не вызвать озабоченность тот факт, что протесты эти — локальные. Представители преподавательских и студенческих сообществ различных вузов, даже находящихся в одном городке, не много контактируют друг с другом. Когда очередной институт попадает под «министерскую гильотину», никакого протеста общегородского — не говоря уже о региональном, государственном масштабах, как досадно бы это не звучало, не наблюдается… В 2019 году менеджеры от образования пробовали убить наистарейшем в Рф Институт леса в Петербурге. Коллеги из остальных вузов не вышли на митинги протеста. На данный момент уничтожают алферовский институт — тоже опасное молчание.
Общенациональный профсоюз работников высшей школы, естественно, имеется. Но он зависим от вузовских властей и министерства и, строго говоря, и профсоюзом в своем смысле слова не является. С одной стороны, в этом «профсоюзе» состоят ректора, которые получают от 300 тыщ до 1 миллиона в месяц, утверждаются и снимаются с должности министерством и сами часто стают застрельщиками разрушения собственных же вузов. С иной стороны, в нем числятся рядовые педагоги, которые работают по договору за 30–50 тыщ в месяц. Профсоюзы эти занимаются не защитой прав собственных членов, а распределением детских подарков на Новейший год и путевок в профилактории… Это контора бюрократической псевдоблаготворительности, а не профсоюз!
Существует и независящий профсоюз — «Институтская солидарность». Он боевой, борющийся за права преподавателей высшей школы. Он выдвигает правильные требования сокращения перегрузки педагогов, понижения бюрократического прессинга на их, увеличения зарплаты. Лишь вот ячейки его есть далековато не в любом вузе. Имеются целые городка, в университетах которых про «Университетскую солидарность» и не слыхали. А если и слыхали, то страшатся вступать… Большая часть наших педагогов — обычные бюджетники. Они замучены изнуряющей работой в нескольких местах, требованиями сдавать чрезвычайное количество бюрократических документов, выдавать на-гора нескончаемые публикации в научных журнальчиках, сверхурочными и неоплачиваемыми работами по «научной и воспитательной линиям».
Сейчас мы лицезреем, правда, что на фоне разразившегося кризиса даже самые забитые и преданные бюджетники начинают активизироваться. Касается это и вузовских педагогов. Одно дело, когда управление занимается сверхэксплуатацией, а совершенно другое — когда оно уничтожает сами университеты. Это угрожает увольнениями не лишь тех, кто осмеливался возвысить собственный глас против решений начальства, но и самых приклнных работников… «Оптимизация» жертвы не выбирает, и терять людям уже становится нечего.
Но работники высшей школы нуждаются в помощи снаружи — со стороны остальных профсоюзов, политических партий и движений, депутатов парламентов различного уровня, со стороны студентов, родительского общества, в конце концов. В конце концов это дело общегосударственной значимости. Идет речь о том, сохранит ли страна собственный научно-технический потенциал либо равномерно скатится до статуса страны «третьего мира», отличающегося от Нигерии и Гондураса лишь наличием ядерных ракет (да и те сохранить будет тяжело при общем упадке технологического уровня).
Необходимо объединиться всем адекватномыслящим, патриотическим силам, всей общественности — в защиту нашей высшей школы, которую пока еще можно спасти и вернуть. И необходимо изменение самого внутриполитического курса страны, отказ от сырьевого пути развития, национализация важных производств, новенькая индустриализация и культурная революция. Такому государству, естественно, нужна будет мощная и действенная вузовская система!
Рустем Вахитов