В августе 2021 года талибы взяли Кабул
©Rahmat Gul/AP/TASS
– Талибы* уже заявили, что поддерживают нас и готовы помочь нам в Кашмире.
– Мадам, вы хорошо поняли, что сказали? Эта программа транслируется по всему миру, ее увидят и в Индии.
– Талибы нам помогут, потому что индийцы обращались с ними дурно.
Этот примечательный диалог состоялся в августе 2021 года в эфире пакистанского телеканала BOL TV. «Мадам», к которой обращается ведущий, – Нилам Иршад Шейх, функционер правящей сейчас в Пакистане партии «Пакистан Техрик-и-Инсаф» (PTI, в переводе «Движение за справедливость»).
Произнесенные в запале слова наделали много шума. Индийские СМИ, чтобы придать им больше веса, представили Нилам Иршад Шейх как «лидера PTI», подразумевая, что она занимает в партии высокий пост. Это породило путаницу: ряд изданий счел, что в дружбе с талибами признался сам премьер-министр Имран Хан. Кто все-таки это сказал, вскоре разобрались, но зато теперь некоторые индийские и западные журналисты стали называть Нилам Иршад Шейх пакистанским министром.
Индийский телеканал ABP News связался с политиком, чтобы выяснить, что именно она имела в виду, – но без особого успеха: вместо дальнейших размышлений на тему талибов в Кашмире Нилам Иршад Шейх начала петь дифирамбы индийско-пакистанской дружбе, обвиняя во всех недоразумениях США, и заявила, что она вообще против того, чтобы противопоставлять Индию и Пакистан, потому что индийцы и пакистанцы на самом деле – один народ.
Индийцев эти слова вряд ли успокоили: с того момента, как талибское знамя взвилось над Кабулом, они с тревогой ждут новых беспорядков в Кашмире. СМИ пестрят пугающими прогнозами: волны бородатых бойцов «Талибана»* на трофейной американской технике сметут пограничные посты вдоль Линии контроля и развернут наступление на Шринагар. Высокопоставленные чиновники, дипломаты и военные безуспешно пытаются успокоить население, уверяя, что никаких признаков грядущего талибского наступления нет.
Во многом эти панические настроения сформировали сами индийские элиты, на протяжении последних десятилетий разъяснявшие гражданам: «Талибан» – не более чем заграничное отделение пакистанской Межведомственной разведки (ISI) и лидеры талибов получают приказы напрямую из Исламабада. Но так ли это?
Глубокие корни
Когда в 1893 году афганский эмир Абдур-Рахман и британский дипломат сэр Мортимер Дюранд провели на карте линию, разделяющую территории Британской Индии и Афганистана, вряд ли кто-то из них думал, что они создают одну из самых сложных пограничных проблем Евразии. Линия Дюранда, как ее стали называть, по живому разрезала территорию пуштунских племен. Британцы выиграли тактически, но проиграли стратегически. С одной стороны, они взяли под контроль основные перевалы, тем самым защитив Британскую Индию от возможного вторжения русских через афганскую территорию. Но с другой – обеспечили себе на десятилетия беспокойное пограничье. Северо-западная граница стала для англичан постоянным источником головной боли: пуштунские племена по обе ее стороны готовы были восстать в любой момент, особенно если враждебная Британии держава снабдит их оружием.
Эту проблему унаследовал от Британской Индии Пакистан. Практически с первых лет существования государства пакистанским элитам, происходящим в основном из провинций Панджаб и Синдх, пришлось иметь дело с пуштунским вопросом. Популярная пуштунская партия «Худаи Хидматгаран» во главе с Абдул Гаффар-ханом поддерживала тесные связи с Индийским национальным конгрессом (ИНК), агитировала против раздела Британской Индии и самого существования государства Пакистан. При этом Афганистан был против приема Пакистана в ООН, обосновав это неурегулированным территориальным спором, и потребовал от Исламабада передвинуть границу до самого Инда. Получив отказ, афганцы поддержали оружием Мирзали-хана, провозгласившего создание государства Пуштунистан на населенных пуштунами территориях Пакистана. Это сепаратистское движение Исламабаду удалось подавить, но Кабул по-прежнему требовал территориальных уступок, снабжая разные сецессионистские группы оружием и деньгами. В 1961-м дело даже дошло до разрыва дипотношений.
Во многом виной всему было желание Исламабада обрести «стратегическую глубину». По мнению ряда теоретиков, в своем нынешнем состоянии Пакистан слишком уязвим для удара со стороны Индии: если начнется война, индийская армия с легкостью прорвется в долину Инда, и Пакистан окажется в шаге от полного разгрома. В этих условиях Исламабад просто не может позволить себе иметь в Кабуле недружественный себе (и дружественный Нью-Дели) режим: если опасность будет грозить еще и с афганской стороны, стратегическое положение Пакистана станет просто катастрофическим. А раз так, необходимо любой ценой обеспечить безопасность на этом направлении.
Неудивительно, что, когда в Афганистане началась борьба за власть, Исламабад воспользовался случаем и оказал самую активную поддержку вооруженной оппозиции. Тем более что геополитическая ситуация позволяла снять с себя ее финансирование: США готовы были тратить деньги на войну с СССР в Афганистане, которая велась чужими руками. От Пакистана требовалось решить, кому эти средства пойдут. Львиную их долю получила в итоге Исламская партия Афганистана Гульбеддина Хекматияра. Фигура Хекматияра полностью устраивала Исламабад, поскольку его партия была малопопулярна среди афганского населения, не имела серьезных внутренних источников финансирования и, значит, нуждалась бы в пакистанском покровительстве.
Эти расчеты оправдались: Хекматияр оставался верным вассалом Межведомственной разведки более десяти лет. Однако вывод советских войск, близкое падение режима Наджибуллы и наметившийся мир между лидерами моджахедов снова поставили Пакистан перед выбором: помогать ли процессу примирения в Афганистане или нет. В Исламабаде и Равалпинди решили, что коней на переправе не меняют, и Хекматияр, вместо того чтобы включиться в переговоры о создании коалиционного правительства, двинулся на Кабул. Начался новый виток войны в Афганистане.
Бедные студенты
Хекматияр и его партия хорошо подходили для того, чтобы держать Афганистан в состоянии постоянного хаоса, но взять там власть они не могли: мешало отсутствие поддержки на местах. Поэтому с 1994 года Межведомственная разведка обратила внимание на новое движение, основу которого составляли студенты, получившие образование в пакистанских медресе, – талибы.
Как и любой подобный сюжет, вопрос о поддержке Исламабадом талибов остается предметом спекуляций журналистов и экспертов. Хотя специалисты по региону единодушны во мнении, что Межведомственная разведка сыграла главную роль в формировании «Талибана», пакистанские власти это категорически отрицают. Правда, случаются и исключения. Так, в 1999 году отставной глава МВД Пакистана Насирулла Бабар прямо заявил, что пакистанцы создали «Талибан», а семь лет спустя о былой поддержке талибов упомянул тогдашний президент страны Первез Мушарраф.
Как бы то ни было, в красивом рассказе о том, как простые афганские крестьяне, возмущенные бесчинствами погрязших в пороках лидеров моджахедов, объединились вокруг талибов, чтобы вернуть в Афганистан мир и порядок, явно не хватает нескольких глав. Кто спонсировал это движение, снабжал его оружием, готовил его бойцов в тренировочных лагерях, помогал талибам военными советниками? Кто помог ему оправиться после серии тяжелых поражений и в 1996-м захватить столицу? Ответ очевиден: другого кандидата на эту роль, кроме Пакистана, в регионе нет.
Два талиба наблюдают за линией фронта из-за валуна возле авиабазы Баграм (50 км к северу от Кабула), 17 августа 1998 годаSAEED KHAN/AFP/EAST NEWS
Неудивительно, что после захвата талибами Кабула Пакистан стал одной из трех стран (наряду с Саудовской Аравией и ОАЭ), признавших Исламский эмират Афганистан. В последующие годы пакистанцы изрядно постарались, чтобы превратить Афганистан в свой протекторат: в войсках талибов, по данным западных экспертов, служили десятки тысяч солдат регулярной армии Пакистана. Офицеры пакистанской разведки руководили операциями талибов против Северного альянса, помогали налаживать управление на местах, а пакистанская авиация поддерживала операции с воздуха.
Однако даже в этот период «Талибан» вел собственную игру и сохранял значительную степень автономии, искусно балансируя между пакистанцами и саудовцами. Вряд ли покровители талибов из Межведомственной разведки знали о подготовке теракта 11 сентября 2001-го. В результате талибы фактически загнали Пакистан в ловушку: разъяренные американцы поставили Мушаррафу ультиматум: либо он с США, либо с террористами. «Но будьте готовы, – предупредили пакистанцев из-за океана. – Если вы выберете террористов, мы вбомбим вас в каменный век». Исламабад выбрал США, отозвал своих бойцов из Афганистана и с грустью наблюдал, как под американскими бомбами гибнет их мечта о стратегической глубине.
Игра вдолгую
Но на Востоке умеют играть вдолгую. Пакистанское руководство понимало, что американцы пришли в Афганистан не навсегда, и предоставило бежавшим от наступления Северного альянса и США лидерам талибов убежище и поддержку. Именно на пакистанской территории находили спасение боевики, которых в ходе очередной операции войска кабульского режима прижимали к границе.
Роль Пакистана в новой афганской войне оказалась уникальной: с одной стороны, пакистанцы готовили и снабжали оппозиционные Кабулу силы (не только талибов, но и боевиков «Сети Хаккани»*), с другой – помогали США и их союзникам в переброске грузов и войск в Афганистан для борьбы с этими силами, а также выдавали американцам второстепенных лидеров «Талибана» и «Аль-Каиды»*, когда этого требовала обстановка. Эта игра продолжалась 20 лет, но она стоила свеч: американцы ушли, деятели кабульского режима разбежались, а над Кабулом реет знамя «Талибана».
Однако ситуация, в которой строится новый исламский эмират, коренным образом отличается от той, что была в 1990-х. Во-первых, у талибов больше нет внешнего врага. В 1990-х «Талибан» ощущал постоянную угрозу с севера: отступившие за хребты Гиндукуша лидеры моджахедов собрали силы, достаточные, чтобы при изменении стратегической ситуации захватить всю страну. Для борьбы с ними талибам требовалась поддержка Пакистана. Сейчас эта проблема исчезла: постоянная война настолько утомила афганцев, а деятели кабульского режима настолько погрязли в коррупции, что создать очаг сопротивления «Талибану» не удалось.
Во-вторых, изменилась обстановка в регионе. «Талибан» вернулся к власти как раз тогда, когда в мире вовсю разворачивается новая холодная война. Если в девяностых режим талибов воспринимался большинством соседей как архаичное недоразумение, которое рано или поздно будет ликвидировано, то сейчас крупные игроки в регионе заинтересованы в том, чтобы Афганистан превратился из черной дыры в центре Евразии в транзитное и ресурсное пространство, спокойный тыл. Не случайно Китай, Иран и Россия выразили готовность развивать контакты с режимом талибов, если те будут вести себя, как подобает законным властям страны.
Таким образом, талибы получили второй шанс сформировать общенародное правительство. Спектр их возможных действий ограничивается как внутренними, так и внешними факторами: если «Талибан» начнет сводить счеты с бывшими противниками или насаждать самую жесткую версию шариата, он рискует вызвать внутренний взрыв и внешнее неодобрение, чреватые новым витком войны. Если же талибы решат следовать той логике, в соответствии с которой действовали предыдущие правительства в Кабуле, то она неминуемо приведет их к охлаждению отношений с Исламабадом.
И, похоже, первые признаки этого охлаждения уже появились. В 2017 году, убедившись в скором приходе талибов к власти, Пакистан начал спешное строительство полноценной границы вдоль Линии Дюранда. Проект оценивается в $500 млн. Вдоль разделительной линии возводятся два забора из металлической сетки, оплетенные сверху колючей проволокой и снабженные камерами наблюдения и инфракрасными датчиками движения. Работа над ними не останавливалась даже во время пандемии, пакистанцы торопились как могли и все-таки не успели. К новогодним праздникам неогражденными оставались около 10% пограничной линии. Незадолго до Нового года снайпер афганской армии – уже новой, талибской, – застрелил двух пакистанских солдат, тянувших колючую проволоку. В ответ пакистанцы обстреляли приграничные афганские деревни, талибская артиллерия немедленно ответила.
Глава МИД Пакистана Шах Мехмуд Куреши попытался сгладить впечатление, заявив, что Исламабад находится в контакте с Кабулом и что впредь все вопросы будут решаться дипломатическим путем. Однако ему тут же возразил мавлави Санаулла Сангин, бывший полевой командир талибов, которого новое правительство назначило ответственным за восточную границу. «Мы, талибы, не позволим возводить заборы и стены вдоль границ, – объявил он. – Да, раньше пакистанцы это делали, но продолжать мы им не позволим».
Пока неясно, как отнесутся к достройке стены и воинственным заявлениям Сангина новые кабульские власти. Но очевидно, что любое правительство, претендующее на то, чтобы представлять национальные интересы Афганистана, должно ставить во главу угла именно их, а не пожелания зарубежных друзей и бывших спонсоров. Пройдет ли «Талибан» этот тест, станет ясно уже в ближайшем будущем.
* Террористические организации «Аль-Каида», «Талибан», «Сеть Хаккани» запрещены в России.