Изображение: Миша Васильевич Нестеров Портрет доктора С.С. Юдина. 1935 г
В преддверии годовщины образования Русского Союза корреспондент ИА Красноватая Весна поговорил с кандидатом био наук, старшим научным сотрудником лаборатории молекулярной фармакологии Санкт-Петербургского муниципального технологического института Глебом Ивановым. Мы попросили биолога поделиться своим воззрением о работе в русское время.
ИА Красноватая Весна. Как можно оценить условия работы в русское время и в сегодняшнее, что можно было бы взять из русского опыта организации научных исследовательских работ, чего же не хватает сейчас?
— Взять что-то отдельное из русского опыта тяжело. Русский Альянс был силен конкретно принципно иным подходом. На данный момент весьма почти все во главу угла ставят «экономичность», «рентабельность». Предполагается, что сначала проекта нужно вложить в него средства, а на оканчивающей стадии итог реализовать за огромную сумму и получить прибыль. Понятно, что всё к этому не сводится, но весьма почти все воспринимается конкретно так.
Сейчас, когда ученый получает грант на некое исследование, он в каком-то смысле получает средства под залог собственной уникальной идеи, которой нет у его коллег, а «рассчитывается» публикациями в высокоранговых, а это часто западных, научных журнальчиках. Современная наука — вещь довольно непростая, я бы произнес — коллективная. Почти все, в особенности трансдисциплинарные вещи, да и не только лишь, лучше разбирать группой ученых, имеющих разный опыт работы. Один из весьма мощных способов — мозговой штурм. Но если ученый опасается поделиться своими мыслями и наработками с вероятными соперниками за грант, то действенное обсуждение трудности нереально. Любой растит собственный садик и ревниво бережет его мелкие потаенны.
Это общая схема, ее весьма тяжело поменять в одном месте, не изменяя базисные принципы.
А в СССР во главу угла ставился принцип развития страны и ублажение культурных и вещественных потребностей населения. Это не слова. Средства в Русском Союзе были инвентарем учета, а не источником получения прибыли.
Научные работники посиживали на неизменных ставках, достаточных для жизни. Ни перед кем не висел призрак утраты работы, если заявленная в гранте задачка не будет выполнена и продления гранта не последует. Это очень снижало риск если и не фальсификации данных, то их безбожного так именуемого «массирования», скрывающего настоящие закономерности. Это когда заместо описания настоящих результатов запланированного исследования в случае, если его не успели вполне выполнить либо приобретенные данные не ложатся в догадку, для отчета создаются статьи, повторяющие уже известные работы с различной толикой варианты. Либо данные, которые не ложатся в догадку, дисквалифицируются по какому-либо мнимому признаку. Если в СССР человек получал заработную плату и мог биться над научной задачей до ее решения, то сейчас нужно отчитываться за грант, чтоб получить заработную плату, и это является мощным стимулом «помассировать» результаты.
На мой взор, мысль коммерциализации науки, в особенности базовой, ведет в тупик.
ИА Красноватая Весна. Что можно сказать о юных ученых? Можно ли сопоставить уровень подготовки в русское время и сейчас, их отношение к работе?
— Даже и не понимаю, что сказать. Ассоциировать то, как мне это виделось в юности, и на данный момент, не возьмусь. Но понимаю, что если в СССР студент дневного отделения мог обучаться, не отвлекаясь на заработки даже в этом случае, когда его не могли обеспечивать родные и близкие, то на теперешнюю месячную стипендию прожить нереально.
Когда я оканчивал Ленинградский муниципальный институт, стипендия студента была 40 рублей. Молоко стоило 28 копеек за литр, картошка — 10 копеек. Полный обед был в границах 70 копеек, а в студенческой столовой — дешевле. Заработная плата декана физфака, как тогда мне гласили, была около 280 рублей. Это как стипендия 7 студентов.
На данный момент в том же Санкт-Петербургском муниципальном институте месячная стипендия студентов около 1300 рублей. Сами посчитайте, можно ли на нее прожить больше недельки не на спор, а повсевременно. При этом официальные заработной платы заместителей ректора были несколько годов назад около 300 000 рублей, это как стипендия наиболее чем 200 студентов.
Если студент социально не обеспечен, можем ли мы добиваться от него всего себя предназначить ее величеству Науке?
В русское время опосля окончания института студент получал распределение и был должен три года отработать по специальности. А все ли студенты на данный момент могут отыскать работу по специальности? А еще кто-то позже уедет работать за границу. На данный момент это не так катастрофично, а лет 20 вспять почти все факультеты безвозмездно учили профессионалов для заграницы. Патриотическое воспитание либо не ведется, либо, что еще ужаснее, ведется «для галочки», не от всей души.
С одной стороны, студенты «недокормлены», а с иной стороны, не получают специальностей, нужных в Рф. А есть еще неувязка, что университеты начинают заниматься непрофильными модными темами, чтоб привлечь студентов. Но ведь без научной школы, которая формируется десятилетиями, нереально приготовить неплохого спеца.
Это я к чему говорю? К тому, что желание стремительно получить прибыль вынуждает находить резвые и легкие пути, а не созодать то, что нужно стране. Потому без сурового поворота от желания применять собственный же люд для получения стремительных средств к системе, где во главу угла будет поставлен план развития страны и всего народа, тяжело массово получить такую же высшую эффективность в науке, которая была в СССР.
ИА Красноватая Весна. Как можно оценить роль русского времени в развитии науки и биологии а именно?
— Естественно, наука в СССР была передовой. А как могло быть по другому? Русский Альянс был единственной государством, где всему народу — подчеркиваю слово «всему» — безвозмездно давалось не урезанное профессионально-техническое, а полное образование, его еще время от времени именуют аристократическим.
При этом люди шли в науку не чтоб подороже продаться каким-либо корпорациям, а чтоб развивать свою страну, где все — братья. Мы считали страну собственной. США позже пробовали перетянуть это чувство братства на себя. Мол, в Америке все люди равны. Но лишь когда один имеет в миллион раз больше, чем иной, то равенством тут и не пахнет.
Про русских биологов весьма связно не расскажу — все-же я заканчивал физический факультет, потому скажу, что меня в свое время весьма поразило. У нас на данный момент биология стала, я полагаю, таковой же «дорогой» наукой, как физика опосля открытия атомного орудия. Мы в биологии и на данный момент осознаем не весьма много. А беря во внимание увлечение почти всех ученых «модными» темами, вписываясь в которые, легче получить гранты, тяжело оценить верно величину нашего неведения.
Научная статья, чтоб быть удачно написанной, обязана давать модель, описывающую явление, а не неизменные ссылки на «белоснежные пятна». Итак вот что умопомрачительно, некие русские биологи весьма рельефно обрисовывали явления, молекулярная база которых стала выявляться наиболее чем через полста лет.
К примеру, наш генетик Кольцов, Николай Константинович, — создатель идеи матричного синтеза хромосом, показавшейся за длительное время до осознания роли ДНК и связанных с ней устройств хранения и копирования наследной инфы. Либо Николай Иванович Вавилов — генетик, ботаник, селекционер, собравший для русского сельского хозяйства коллекцию семян со всего мира.
Весьма в свое время мне приглянулись работы Шмальгаузена Ивана Ивановича о воздействии искусственного отбора на дисперсию не связанных с отбором признаков. А с одним из создателей русского учебника для биологии для 9–10 классов, доктором Юрием Борисовичем Вахтиным, мне довелось беседовать. До сего времени помню его догадку старения из-за экспансии транспозонов в соматических клеточках. Эти люди уже издавна ушли, а мы до сего времени спорим о выдвинутых ими догадках.
ИА Красноватая Весна. Что можно сказать о отношениях в русское время меж людьми — меж сотрудниками (также друзьями, детками, снутри семьи)?
— Мне кажется, это больше зависит от семьи. Но в Русском Союзе легче верилось, что любовь и заботу, такие, которые мы обычно привыкли созидать снутри семьи, можно растянуть на всю страну. Это чувствовалось, ощущалось.
А меж сотрудниками, я уже гласил, в русское время — то, которое я застал, — больше велось увлекательных проф дискуссий. В таковых дискуссиях можно высказать свои сумбурные идеи и получить их оценку, критику, дополнение и продолжение. Это то, что у нас именуют «побеседовать за науку». Когда я работал в США, мне таковых дискуссий не хватало. Ну и в теперешней Рф такие дискуссии почаще ведутся только снутри микроколлектива. Бывает даже, что на тебя с неким подозрением глядят, когда приходишь на предзащиту в чужой коллектив.
Нет того чувства, как ранее:
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Я иной таковой страны не понимаю,
Где так вольно дышит человек!