Фото отсюда
«Возьмем сейчас вопросец о различных маленьких группах снутри нашей цивилизации. Чем больше население, тем больше таковых групп. И берегитесь оскорбить которую-нибудь из их – любителей собак либо кошек, докторов, адвокатов, торговцев, начальников, мормонов, баптистов, унитариев, потомков китайских, шведских, итальянских, германских эмигрантов, техасцев, бруклинцев, ирландцев, обитателей штатов Орегон либо Мехико. Герои книжек, пьес, телевизионных передач не должны припоминать подлинно имеющихся живописцев, картографов, механиков. Запомните, Монтэг, чем обширнее рынок, тем тщательнее нужно избегать конфликтов. Все эти группы и группочки, созерцающие свой пуп, – не дай Бог как-нибудь их задеть!»
Эта цитата может показаться стенограммой прошедшего на деньках в Америке инструктажа служащих СМИ либо, скажем, издательства. Очень уж актуальны советы стараться быть политкорректным и усмотрительным.
Но приведенные выше слова – фрагмент романа Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», в первый раз изданного в дальнем 1953 году. Произведение это отлично понятно и считается классикой. Когда входит речь о его сюжете, обычно вспоминаются пожарные, уничтожающие книжки, стршная механическая гончая, преследующая библиофилов, либо скрывающиеся в лесу интеллектуалы. Но не лаконичный исторический экскурс, описывающий первопричину этого ужаса. Согласно превосходному прозрению создателя, началось все с нескончаемых жалоб разных групп населения на те либо другие художественные произведения («Цветным не нравится книжка «Небольшой темный Самбо». Спалить ее. Белоснежным неприятна «Хижина дяди Тома». Спалить и ее тоже»).
Книжки нередко попадали в немилость. А уж в ХХ веке борьба с ними была в особенности драматична. Так, парящие в огнь книжки стали одним из самых ярчайших зрительных образов, связанных с Третьим рейхом. Вообщем, это, очевидно, экстрим – еще почаще опальную литературу просто не печатали и изымали из публичного доступа.
Америка тут различалась от иных государств мира. Формально благодаря Первой поправке цензуры в США нет. Но на практике все не так просто. К примеру, в 1873 году поборник моральной чистоты и строгости Энтони Комсток достигнул принятия закона, запрещавшего пересылать почтой ряд продуктов, в том числе «неприличные, порочные либо похотливые» книжки. Благодаря ему в британском языке даже возникло слово comstockery, которым и по сей денек обрисовывают ханжеское отношение к искусству и выискивание надуманных пошлостей.
В ХХ веке душителями литературных свобод в Америке стали школьные советы. Воспрещать публикацию чего-либо они не могли, но зато могли достигнуть изъятия неугодных книжек из библиотек. Жертвой бойцов за нравственность стал и «451 градус по Фаренгейту»: роман издавался в 2-ух вариантах – «взрослом» и школьном, из которого были вымараны прочные выражения и упоминание абортов, также переписаны некие пассажи. При всем этом никаких соответственных помет изготовлено не было и сам Брэдбери о том, что школьники читают отцензурированную версию книжки, не знал.
Эра политкорректности добавила новейших деталей к данной грустной картине. Если ранее препядствия появлялись в главном у книжек, открыто бросавших вызов публичной морали (к примеру, у произведений Генри Миллера – издатель его «Тропика рака» даже угодил за это в кутузку), то сейчас под ударом оказались произведения, еще вчера считавшиеся классикой, но в каких рассмотрели новейший смысл. В «Приключениях Гекельберри Финна» к чернокожему Джиму герои относятся снисходительно, что, оказывается, унижает его. В «Уничтожить пересмешника» белоснежный юрист вступается за негра – это ли не оскорбительный намек на то, что чернокожим нужен белоснежный спасатель? «Хижина дяди Тома» – аптечной чистоты пример расового стереотипа: основной герой – услужливый старенькый добряк-негр. И так дальше.
Принципно принципиально тут вот что. Во все времена власть и общественники боролись с книжками, считавшимися вредными. Это были бы еретические произведения, расшатывавшие религиозные устои. Либо политические трактаты, плодившие революционные настроения. Но на финале ХХ века и в особенности уже в текущем столетии в США книжкам начали ставить в вину, что они могут оскорбить либо обидеть.
Приведенная в самом начале данной статьи цитата длится словами о том, что борьба с литературой началась «без всякого вмешательства сверху, со стороны правительства» и «не с приказов либо цензурных ограничений», а с «нажима со стороны этих самых групп», другими словами посчитавших себя кое-чем оскорбленными людей. Пока роман Брэдбери – это все еще описание относительно отдаленного грядущего. Но, беря во внимание, как развиваются действия, он может стать и четким описанием денька нынешнего.