Сказка, так сказать. В одной комнате мясо, много хорошего мяса – но нет огня. В иной – огнь, но нет мяса. Огнь нужная штука – но ни у кого ещё не выходило есть фактически огнь. А мясо, чудилось бы, можно есть и сырым – но современный человек от сырого мяса мучается рвотой, отравлением, и может даже умереть. Так что мясу нужен огнь. А огню, естественно, мясо. Сытость рождается лишь из их сочетания. Сейчас 3-ий элемент притчи: Некто обладает дверью меж комнатой с мясом и комнатой с огнём. Он берёт мзду за проход. В итоге ему принадлежит практически весь огнь и практически всё мясо…
Что изловил, гениально поймал «Бакс, его величество»? Эру разделения труда. В старенького типа натуральном хозяйстве (ещё у мужчин столыпинской реформы, т.е. сначала ХХ века!) из наружного мира приходило быстрее зло, чем благо: разорители, похитители, собиратели налогов, обкладывавшие мужчины поборами. Неплохого и полезного мужчина из наружного мира лицезрел не достаточно: практически всё создавал сам, у себя в своем хозяйстве. Такому мужчине чем меньше связей с наружным миром – тем лучше. Оттуда, снаружи, на него лишь печенеги налетали, да собственные феодалы, и те, и остальные – никак не пеклеванниками потчевали…
И диктатура доллара-вымогателя была бы невозможна в мире натуральных хозяйств-доменов. Поэтому что ничего рокового в прерывании связей с наружным миром для натурального производителя нет. Ворачиваясь к нашей сказке поначалу: у него и мясо есть, и огнь он сам разводит. Сам выращивает, сам жарит, сам ест. Какой бакс?!
Но такое хозяйство – весьма низкопродуктивно. И в погоне за ростом производительности хозяйства население земли быстро сформировало сложную и многоуровневую систему разделения труда. Производительность-то выросла неоднократно, но взамен диалектика жизни (все плюсы системы – есть продолжения каких-либо недочетов) отняла у труда самодостаточность.
Труд наиболее не производит хлеба насущного. В отрыве от собственных смежников современный труд – не больше, чем толочь воду в ступе. Если нет конечной сборки продукта, то производимый нами полуфабрикат – совсем бесполезен сам по для себя.
А что такое – «труд потерявший самоценность»?
Это зависимость оплаты труда от наружной, сторонней оценки.
Если я выращиваю помидоры себе, на своём участке и сам же их ем, то количество помидоров и есть оценка моего труда. Мой труд на себя имеет беспристрастную оценку в виде количества солений на зиму.
Но если я выращиваю помидоры на продажу – то их количество и даже свойство совсем не принципиально! Мой труд не имеет никакой беспристрастной формулы оценки, в какой количество и свойство труда было бы равно либо хотя бы пропорционально оплате этого труда благами!
В рыночной экономике одни люди весьма много и упрямо трудятся – а зарабатывают весьма не достаточно и нищебродничают. Остальные же совершенно не трудятся – а «зарабатывают» (поточнее, получают) большие суммы.
Почему одному заработать на квартиру не хватит и трудов целой жизни, а другому довольно мизинцем пошевелить?
Ответ на поверхности: случайная оценка труда.
Человек, производящий не продукт, а только 1/100 продукта – оказывается заложником ненужности собственного труда, взятого в отрыве от смежников. Но ведь и все его смежники буквально в таком же положении!
В рыночной экономике труд не важен. Не принципиально, вырастил ты картошку либо не вырастил. Не принципиально, много у тебя её по озари, либо не достаточно. Если у тебя её не купят – ты не только лишь оплаты труда не получишь, ты ещё и в убытках по итогам сельхозгода останешься!
В рыночной экономике не принципиально – сколько ты вырастил картофеля, а принципиально, сколько для тебя выделит оценщик труда снаружи (купит ли, и если купит – то по какой стоимости?).
У рыночных оценщиков есть побкдители – которые средства лопатой гребут, независимо от объёмов и свойства собственного трудового вклада в создание. А есть (куда больше) обездоленных парий-изгоев, которым платят весьма не достаточно. И достигают покорности, шантажируя тем, что совершенно не станут платить, даже этот мизер. «А тогда ваши семьи сдохнут в бедности!».
+++
Так как труд не самодостаточен – тот, кто контролирует переходы полуфабрикатных масс, тот и берёт для себя львиную долю благ. Речь о том, что разрешительная система может, под опасностью прикрытия всего дела, изымать из дела хоть какой процент, отчуждая его в свою пользу.
Вот есть люди, которые выращивают какао-бобы.
И они получают, условно, допустим, 100 баксов за тонну.
А если создать 50 за тонну? Прибыльно это оптовому покупателю?
Естественно, те, кто выращивают какао – начнут возмущаться. Но куда они денутся? Уйдут к другому покупателю? А фигушки: вся планетка приватизирована единым консорциумом из 62 банкиров, у каких в руках все средства мира. НЕТ ДРУГОГО РАБОТОДАТЕЛЯ!
Либо вот этот, который дает 50 заместо 100.
Либо 0 заместо 100. Вот и выбирай.
А когда какаоробы согласились на 50 заместо 100, встаёт вопросец: а почему бы не создать 25? Сели банкиры, посчитали: сдохнуть они не сдохнут, работать на плантациях сумеют… А если нет различия – для чего платить больше?!
Разделение труда породило новейшую глобальную экономическую картину: тотальную зависимость разделённого труда от оценщика снаружи. Пока негр сам для себя выкапывал корни – любой новейший корешок был шагом на пути к сытости. Когда он стал выкапывать корни на продажу – корешков он собирает всё больше, а сытости у него всё меньше! Поэтому что «аппетит приходит во время пищи» и в мире вольных цен стоимость зависимого, несамодостаточного труда стремится к величинам «около ноля».
Рыночные экономисты издавна уже и с усмешкой объяснили нам: ребята, ваша вялость – не является аспектом оплаты! Да, вы трудились 15 часов в день и весьма утомились, это по для вас видно – но в нашей экономике вялость не измеряло работы! Нам (оценщикам) кажется, что настоящей полезности от вас мало. Не нравится наша оценка вашего труда – дверь вон там, и пригласите последующего из очереди безработных!
Коротко говоря: мы (оценщики) платим для вас не по труду – как захотим. Найдите метод пробиться к нам в побкдители – и станете получать в час больше, чем иной в недельку!
Сколько кто благ получит – решать, извините, не вашим мозолистым рукам, а нашему произволу!
+++
Вот этот новейший мир, в каком человек труда совсем несамодостаточен, и является, на самом деле, заложником сбыта (закупочных цен на его продукцию) – и ухватила баксовая система.
Сначала был «нефтедоллар» — другими словами сговор США и саудитов, что нефть торгуется в баксах. Хочешь горючего – заработай баксы. А какое же современное создание без горючего? Это ж как человек без крови! Всякий производитель в мире встанет без нефтепродуктов. Но, чтоб их иметь – необходимо заполучить баксы. А стоимость на продукт назначает его торговец.
Это лишь мы, дурачки, продаём нефть не по своей стоимости, а сколько в Лондоне на их бирже укажут.
А вообще-то обладатель вправе именовать всякую стоимость на собственный продукт. Назначить её и добавить: «торг неуместен». Хочешь мой бакс – плати столько, сколько я для тебя скажу. А не хочешь – ступай вон и живи без нефтепродуктов. Если сумеешь..
Частично эти механизмы действуют и сейчас, но к ним добавились и остальные, обеспечивающие всесилие и нерыночную, назначенную стоимость баксу США.
Смысл американской денежной диктатуры можно обрисовать ещё одной притчей.
Некоторый барон либо граф установил таковой порядок: всё, произведённое на его земле – хлеб и мясо, шерсть и масло, пенька и ворвань, мёд и дёготь, и т.п. – всё свозится на его склад. И лишь оттуда, распоряжением владельца, выдаётся участникам производства. Причём столько, сколько владелец сочтёт необходимым.
Другими словами зависимые производители не могут сами впрямую потреблять собственный продукт. Не могут и горизонтально им изменяться вместе. Весь произведённый ими продукт принадлежит владельцу – и владелец же его по собственному произволу раздаёт на руки для употребления.
Таковой владелец – единственный богач посреди нищих. Труд не имеет смысла: больше либо меньше шерсти ты настрижёшь с овечек. И овечки не твои (ипотечные) и шерсть не твоя (в счёт процентов по кредитам МВФ). Смысл имеет доброжелательность владельца.
Если для тебя нужна шерсть (русскому автолюбителю нужен бензин) – то ты идёшь к владельцу канючить. Делал-то шерсть (бензин) ты, но распределяет её – совершенно иной человек. И если он к для тебя благорасположенен (рыночный фаворитизм) – он может для тебя отдать даже больше шерсти, чем ты настриг.
Как? Около 70% бюджета Эстонии, Латвии и Литвы – подачки от Евросоюза. Своим трудом прибалтийские бантустаны зарабатывают только 30%, а то и меньше, от того, что растрачивают. Другими словами хитрецкий лизоблюд и льстивый подхалим постриг трёх овечек, а шерсти от владельца получил с 10 агнцев!
А бывает и напротив, и ой как бывает! Курс рубля занижен на 70% от его настоящей покупательной возможности, что подсчитали серьёзнейшие европейские экономисты. Это делает всё зарубежное для российских весьма драгоценным. А всё, что изготовлено в Рф – для иноземцев весьма дешёвым.
Это как если б вы, «от огромного мозга» рубль меняли на 30 копеек: в чью пользу таковая схема обмена? И кого она делает в итоге нищим?!
+++
В рыночной экономике саморегулирование оплаты труда ушло, а правовое регулирование не пришло. В итоге, опосля краха СССР (где строилось правовое регулирование оценки труда) – труд сам по для себя вообщем ничего не стоит! Хоть какой труд стоит только столько – сколько за него дают. И если не дают ничего – то и не стоит ничего, не смотря на его объёмы либо другие технические характеристики…
Человек, выйдя из натурального хозяйства, сам себя подкармливать разучился. А правовых гарантий оплаты труда от общества не достигнул (в СССР они были, но где СССР?!). И выходит рыночная ситуация: сам по для себя человек немощный и при всем этом ему «никто ничего не должен». Незапятанной воды твердый шантаж: делай, что мы скажем, бери, сколько мы дадим – либо сдохнешь в ужасных корчах.
У человека нет права на труд (ушло вкупе с СССР) – оплачиваемый труд для него льгота и милостыня. Не его благодарят за труд, а напротив, он должен униженно руки лобызать, что его соблаговолили взять, не предпочли другому безработному!
Нет права на труд – нет и никаких остальных прав. Ну какие могут быть права у заложника вооружённых (авианосными флотами) террористов? У жертвы матёрых шантажистов? Покормят такового заложника баландой – спасибо. Не покормят – вытерпи.
В системе экономической диктатуры бакса вся военная мощь НАТО поставлена на сервис курса бакса и его валют-сателлитов, который устанавливается не экономическим путём, не через сопоставление покупательной возможности, а силовым и волевым путём. Кто не согласен с курсом бакса – в того летят ракеты. А кто согласен – тот меняет рубль на 30 копеек, и благодарит, что хоть 30 копеек ему из его рубля оставили!
Сущность экономической диктатуры – в контроле узлов обмена мирового разделения труда. Это как таможня, которая взимает пошлину за проезд и туда, и назад. Мясо везёте к огню? Дайте нам часть мяса. Огнь разводите для гриля? Пожарьте нам наше мясо!
Но таможня – если очень оборзеет и станет забирать очень огромную пошлину – столкнётся с тем, что продукты через неё не станут перевозить.
А современный производитель так несамодостаточен, так зависим от обмена и разделения труда – что просто НЕ МОЖЕТ отрешиться от переходов через баксовую «таможню», сколько бы с него не взыскивали.
Даже если 99%. На 1% можно выжить.
А без перевалочного пт – не будет и 1%. Не могут производители велосипедов есть свои велики, а производители тапок – тапки. Чтоб приобрести пищу – им непременно необходимо свои продукты сначала реализовать. Пусть дёшево, пусть сверхдёшево – а какой выбор-то?
И вот здесь – из разделения труда при отсутствии гарантий правовой оценки труда (по закону, а не приблизительно оценщика) возникает всесилие бакса США.
Он описывает не только лишь стоимость труда, да и сам допуск в экономику. К примеру, ты шьёшь тапки, но ты же не один таковой. Если заказы с твоей фабрики раскидать по остальным фабрикам – они будут лишь рады! И, будь уверен, управятся! А ты закроешься без продаж и умрёшь.
А поэтому производитель настоящего сектора – постоянно на коленях и с вырезанным языком. Это несчастнейшее существо, которое утром до ночи пашет на плантациях, производя горы кофе – а хлебушек и жизнь для себя вымаливает, как нищенка на паперти.
-Ты говоришь, что мы для тебя не достаточно платим? А ты думаешь, кофейные крестьяне в Гане и Эквадоре не обрадуются твоей погибели? Мы просто ничего не будем у тебя брать – для этого нам необходимо только заказать немножко больше им…
И что созодать? Правовых гарантий в оценке труда нет. Оценка его не зависит от его количества и свойства. Ты – заложник покупателя. Печь хлеб из кофе? Не выходит. А жить с опорой на собственные силы, как в древности – ты уже разучился…
+++
Эта ужасная возможность у баксовых банкиров (62 человека приватизировали планетку, и сейчас все средства мира в их руках!) уменьшить твою выручку в хоть какой доле, либо вообщем лишить тебя всякой выручки – интенсивно употребляется.
А не считая бича у их есть, естественно, и пряник. Не платишь трудящемуся – так имеешь фонды оплаты нужных тунеядцев. Тех, которые на майданах толкутся месяцами, годами – никак не беспокоясь, что необходимо идти на работу, и смотрятся при всем этом очень упитанно. Как так выходит?! У трудящегося отпуск – месяц, в наилучшем случае, и выстоять на площади больше месяца он физиологически не сумеет: ему нужно идти на работу! А эти многомесячные манифестанты – они, извините, откуда черпают средства к существованию?! Выходит, что торчать на площадях – их работа. С заработной платой, и, быть может, с соцпакетом…
Произвол оценщика в оценке трудового вклада как человека, так и целой страны – даёт весьма широкие способности для манипуляций «человечьим стадом». Перебросить средства оттуда, где делают настоящие блага – туда, куда для тебя охото. Выкормить три прибалтийских бантустана, вообщем лишённых внутренней экономики – исходя из геополитических планов.
Поднять одних.
Опустить остальных.
Регулируя таковым образом – добиваться всё большей и большей покорности, прямо до полного угнетения людской мысли и перевоплощения людей в плохих звериных.
До чего же осталось уже совершенно неподалеку…