Мы уже рассуждали о том, что на фоне военно-политических и религиозно-идеологических вызовов, которые России и Средней Азии несёт афганский триумф «Талибана»* (запрещён в РФ), отношения между нашей страной и постсоветскими государствами данного региона пропитаны легкой… да что там — тяжёлой шизофренией.
К нам едут их мигранты, экспортирующие свои зачастую очень своеобразные нравы и импортирующие отсюда деньги своим семьям, а заодно и национальным экономикам. Эти мигранты превратили целые районы российских городов в свои гетто и устраивают даже межобщинные разборки, вообразив, что таджикско-киргизская граница проходит теперь где-то в Кузьминках. Одновременно во всех без исключения среднеазиатских странах русских в той или иной степени третируют и ущемляют, а их лидеры воротят нос от углубления сотрудничества с Москвой.
Однако внезапно ситуация резко поменялась. Некоторое общественно-медийное шевеление, начавшееся после истории с избиением русского мальчика в киргизском спортлагере, превратилось в настоящую лавину. Заметили не только как в Узбекистане журналисты требуют от русскоязычных политиков говорить на «державной мове», но и «языковые патрули» в Казахстане. А ведь Казахстан — это почти что «священная корова» и братушка по ОДКБ с ЕАЭС. Шумят российские депутаты и представители ведущих СМИ, выносятся решения и хмурятся брови в адрес среднеазиатских столиц.
Вот, казалось бы, наконец взялись за ум и хотя бы перед лицом перетекания угроз во всё более реальную плоскость решили, наконец, придать отношениям со Средней Азией разумности и симметричности. При этом возникают кое-какие назойливые вопросы. Казахстан — он, конечно, тоже предполье, но более дальнее, чем тот же Узбекистан. То есть в проблему с запрещёнными в России талибами* вовлечён во вторую очередь. При этом русофобия там начала править бал довольно давно, и вроде бы не замечать этого и раньше не было никакой возможности. Но «не замечали же».
«Не замечали», как власти Казахстана проводят политику дерусификации более хитро и дипломатично, чем, скажем, украинские, тем не менее — вполне отчётливо, а с каждым годом и всё более напористо. В момент обретения Казахстаном тридцать лет назад независимости титульный этнос составлял лишь порядка 40% населения, против почти 45% у русских, украинцев и белорусов, 6% немцев и 2% татар. Добавив сюда и полностью интегрированных в русскую культуру и быт городских казахов, которых называют «асфальтными» («правильные» казахи ещё презрительно именуют их «шала-казахами»), вполне можно констатировать очевидное тогда преимуществ русского и русскокультурного населения.
С тех пор всё очень сильно поменялось. Казахов стало 68,5%, выросло количество узбеков и уйгуров, русское же население уменьшилось вдвое, немецкое — в шесть раз. Если уменьшение числа немцев в основном объясняется добровольной репатриацией в добропорядочную Германию, то русских, называя вещи своими именами, выдавливают из страны, а тех, кто остаётся — совершенно точно выдавливают из коммерции, экономики и государственного аппарата.
Точно так же выдавливают из казахстанской жизни и русский язык с русской письменностью, переводят казахский алфавит на латиницу. Тут и не притворишься, что российские руководители этого «не замечают», ибо-таки замечают. Председатель Совета Федерации В.И. Матвиенко сказала полтора года назад: «Русским в Казахстане надо учить казахский язык, тогда у них не будет проблем». Замминистра иностранных дел РФ господин Карасин при известии, что в Казахстане переходят с кириллицы на латиницу, заявил: «Я думаю, что и в этом случае наша позиция спокойная, в конце концов, это внутреннее дело Казахстана — определять, в какой степени какие языки будут использоваться… Я убеждён, что мы найдём способы, как приспособить наши двусторонние отношения, как приспособить русский язык к новой ситуации с латиницей». А российский посол в этом государстве Михаил Бочарников дополнил: «Россия с пониманием и уважением относится к решению суверенного Казахстана о предстоящем переходе государственного языка на латиницу».
А давайте вспомним скандал, случившийся в конце прошлого года с не последним из депутатов-единороссов Вячеславом Никоновым. Он в своей телепередаче сказал, что изрядная часть территории современного Казахстана это «подаренные» большевиками русские земли. Причём сказал не с аннексионистской, а скорее с радушной интонацией, нам, значит, для братушек ничего не жалко. «Братушки» же устроили такую истерику на всех этажах своего госаппарата и элиты, с принудительным привлечением местных марионеточных «русских организаций», что Никонову пришлось каяться практически в стиле BLM и заискивающе объяснять, что его не так поняли.
Допустим, конечно, что именно сейчас «прозрели» и «заметили», как надо, от порыва и прорыва если не патриотических, то прагматических чувств. Но, к сожалению, более обоснованной выглядит версия, что если дело и в прагматизме, то не в общегосударственном, а в сугубо узкопартийном. Впереди думские выборы, где, конечно, ЕР результаты посчитают в нужном ключе, но для относительного приличия надо и реальный рейтинг как-то поправить. Например, вдобавок к социальной демагогии и пусканию пыли в глаза, путём мимолётной реанимации темы «русские своих не бросают». Недаром на передовой борьбы против русофобов вмиг оказали чиновники, депутаты от ЕР и провластные журналисты.
Правда, и такая борьба в большинстве случаев выходит очень натужной. Российский премьер Михаил Мишустин, не попавший в список ЕР, но всё равно олицетворяющий правящую систему, во время недавнего визита в Казахстан хотя бы смог озвучить тезис про важность русского языка как языка межнационального общения (кстати, в марте он публично поздравлял своего визави Аскара Мамина с праздником Навруз на казахском).
Но возьмём внесённый единороссами законопроект о запрете лицам, замеченным в русофобии, въезда в Россию. Депутат Хинштейн так обозначил критерии русофобии применительно к этому закону: «[Лица, которые] оскорбляют память защитников Отечества, унижают честь и достоинство ветеранов Великой Отечественной войны, оскверняют символы воинской славы России, уничтожают (повреждают) воинские захоронения, памятники, стелы, обелиски и другие мемориалы, увековечивающие память погибших при защите Отечества;
— распространяют заведомо ложные сведения о деятельности СССР в годы Великой Отечественной войны, о ветеранах ВОВ, пропагандируют, демонстрируют, изготавливают нацистскую или экстремистскую атрибутику (символику);
— отрицают факты, установленные приговором Нюрнбергского трибунала, и одобряют преступления нацистов».
Я, как и любой нормальный гражданин нашей страны, с безмерным пиететом отношусь к Великой Отечественной и её героям. Это наша светская религия и одно из ключевых, если не ключевое, событие нашей истории. Если упростить, можно, наверное, сказать, что любой оскорбитель памяти о той войне — русофоб. Но как упростить до такой степени, чтобы русофоб —и оскорбитель о Великой Отечественной стали понятиями-синонимами? Я не знаю. Ах да, в этом законопроекте есть еще более прекрасное – «[лица, которые] возбуждают ненависть, вражду, унижают людей по национальному, расовому, религиозному, языковому признаку». О каком именно унижении идёт речь? Оскорбление сингалом тамила — русофобия? Баптистом лютеранина? Германцем британца? Сложно сказать, что речь о притеснении русских этнически или культурно-цивилизационно людей, что логично вытекает из термина «русофобия»?
К сожалению, почти вся деятельность современной российской системы заставляет относиться к ней с презумпцией виновности и считать, что говорить что-то и о русских и в пользу русских она может лишь из сиюминутных тактических соображений. А натуга, с которой идёт даже такой разговор, вкупе с каким-то физиологическим нежеланием произносить само слово «русский», тем более ставит искренность порывов под сильное сомнение.