ОТЦ: «КЛЕЕВАЯ ОСНОВА» И ДВА АНТАГОНИЗМА — bumgames

Люди соединяются воединыжды в общество благодаря определённому связующему материалу. Если этого связывающего материала не достаточно – происходит разрыв общества. А если его совершенно нет – то людей совершенно ничего не соединяет воединыжды, и они лишь враждуют меж собой, в режиме войны «всех против всех», любой против всякого. Поэтому, в рамках ОТЦ (Общей Теории Цивилизации) мы и утверждаем со всей ответственностью: у людской цивилизации есть «клеевая база», соединяющая агрессивных индивидов в общество того либо другого свойства. И с её пересыханием, деградацией – у общества нет никаких шансов удержаться от полного распада, цепляясь за лозунги, призывы либо экономические аргументы «полезности сообща».

Поэтому мы весьма скептически относимся к хоть каким «экономическим» теориям появления и развития людского общества. Обоснуйте нам – говорим мы – что добросовестный труд обогащает резвее и больше, чем грабёж, мошенничество, бандитизм – тогда и мы побеседуем. Но пока историкам такие примеры неопознаны[1] – потому давайте о «экономических основаниях собраться в общество» — гласить не будем.

Социум не собирается под воздействием экономических интересов – поэтому что экономические интересы человека агрессивны социуму. И поэтому для формирования чего-то выше уровнем, чем банда либо орда нужно не включить, а выключить, пересилить и перевесить фактор экономических интересов. Преодолеть центростремительной силой «этики служения» центробежную силу экономических выгод особи.

Очевидно, и снутри общества есть асоциальные вкрапления, деструктивные практики – но они есть как «острова» и обоснованы, сформированы гравитацией окружающей их добросовестности. Вроде бы закупорены ею – без что приняли бы совсем другие (еще наиболее примитивные и жуткие) деструктивные формы.

Недаром молвят, что в высокоорганизованном обществе даже и злодеи-то смотрятся милашками (по сопоставлению с низкоорганизованными обществами), даже и преступники-то «какие-то нестрашные».

Естественно, при понижении цивилизационного уровня общества, его социопаты крепчают, матереют, звереют. Утрата культа Общего Дела, связывавшего людей, приводит не к «цивилизованному разводу» (тоже требующему цивилизованности) – а к ожесточённой обоюдной вражде.

Цивилизованная экономика имеет целью не прибыль, не выгоду, а поиск таковых форм выгоды, которые не противоречили бы культовым ценностям, базисным догмам общества. Это и перекрывает более выгодные формы личной выгоды, переводя человека пусть к наименее лично-прибыльным, зато наиболее «веро-соответствующим» формам деятельности.

Сначала сакрализация, и лишь позже (поэтому что ведь необходимо же как-то питаться) – отыскание совместимых с сакральными ценностями общины форм хозяйствования.

Что заблокировано сакральными табу – быть может и назад разблокировано (что мы и лицезрели на «праздничке бандитизма» в пору приватизации). Скооперировать наивысшую личную прибыль и социально-безвредные формы её добывания нереально. Жажда наживы неумолимо толкает к деструктивному поведению.

+++

Если у 2-ух людей нет общего смысла жизни, то, по зоологической матрице инстинктов (она врождённая, врубается автоматом), целью их жизни становится обоюдное ликвидирование. Сначала происходит столкновение банды с бандой, но позже – снутри победившей банды безизбежно столкновение при дележе добычи.

Большое общество распадается в порядке, оборотном тому, которым складывалось: от величавого единства к малым группировкам, а из их дальше – скатывается к зоологическому индивидуализму.

Понимая это, будем держать в голове и то, как общество вначале складывалось:

1) Служители Культа

2) Вопросцы обеспечения служителей Культа

Если они не служители, либо Культ их для тебя не дорог – то с что бы для тебя хлопотать о их обеспечении?! Вы чужие люди, даже не родня (хотя и родня нередко разрезает и травит друг дружку по экономическим мотивам)! Пусть они сами хлопочут о своём обеспечении. А вы будете хлопотать о своём.

Справедливо?

Конкретно это и есть ловушка зоологической матрицы поведения. Конкретно так и поступают все известные нам виды звериных: любой за себя (либо за свою стаю, стадо, но не наиболее того). Не буду тянуть интригу – зоологическая матрица поведения несовместима с цивилизацией.

Если любой хлопочет о самом для себя (либо, вариант, о собственной стае) – то нет никаких критерий для преемственного и поступательного скопления обобщающих познаний, общего достояния и культурного наследства. Личный разум, лишённый задачки работать на всё население земли – или совершенно не развивается, или развивается в деструктивную сторону (тогда и чем особь умнее – тем ужаснее).

Если человек служит другому человеку – то это или рабство, или безумие. Настоящий человек не быть может расходным материалом для другого человека. Он служит лишь для себя, но, поднимаясь над зоологическим состоянием, под «собой» он соображает некоторое Дело, которое для него важнее всех в мире. В служении этому собственному делу (а не рабовладельцу!) он и обретает этику служения, являющуюся «клеевой основой» для цепочек территориальной и временной солидарности в рамках цивилизации.

+++

Центростремительная сила, заключённая в гравитации (силе соблазнительности) догматического ядра сакральных ценностей преодолевает животные инстинкты центростремительной тяги, но не избавляет их. По аналогии: самолёт летит, пока работает его движок, при поломке мотора самолёт, под действием силы тяжести, падает.

Из сакральных ценностей складывается коллективная мечта общины, которая, на самом деле собственной, является проектом цивилизации, плодом целеполагания в ней. «Мы должны мужественно и стойко преодолеть все трудности на пути к состоянию «Х».

Целеполагание – 1-ый акт становления цивилизации.

Преодоление проблем на пути к цели – 2-ой её акт.

Понятно, что преодолевать трудности на пути к цели, которой нет – никто не будет, ну и просто не сумеет.

А что такое – «преодоление проблем на пути к «Х»? Это наука, как стройку лестницы к цели, недосягаемой одним прыжком: ступень за ступенью. Это культура, как средство подбадривания и вдохновления тех, кто идёт к священной цели.

Когда они смешиваются, то выходит экономика, как точка их пересечения[2]. Как совокупа щадящих (пусть и наименее лично-выгодных) контактов с единоверцами, к которым недозволено (сакральное табу) использовать зверские способы «вышибания всего и сходу».

+++

С одной стороны, люди делают некоторое «Общее Дело». С иной стороны – их разрывает обоюдной алчностью, ревностью, амбициями, завистью, всей той совокупой, мешающей единству, которую звериные преодолеть не могут. А люди могут – но – тоже не постоянно. А только тогда, когда в энтузиазме Общего Дела они в состоянии пренебречь потребительскими обидами делёжки[3].

Но, снимая через этику служения начальному культу и его базисному догматическому ядру ценностей звериные противоречия, экономика цивилизации создаёт новейшие антагонизмы. Подобно тому, как пламя, вырвавшись из печи, из «теплоносителя» перевоплотится в пожар, эти антагонизмы, вырвавшись из-под контроля «хранителей общества» — могут убить общество в пламени собственной непримиримости.

+++

Антагонизм 1.

Если продукт делается вместе большенный группой людей, то основное в оплате труда – не трудовой вклад, а воздействие при разделе выручки.

Это порождает внутренний антагонизм – связанный с уценкой и переоценкой вкладов в общую выручку. Когда, говоря грубо, просто и при всем этом правдиво – одни много работают и плохо живут, а остальные работают не достаточно, либо совершенно никак, но живут весьма отлично.

Это они так поделили общую выручку, сначала, в силу разделения труда, производственной кооперации – неумолимо нераздельную, и поэтому обречённую поступить в распределительное звено.

Если вы производите авто, то клиент не будет ходить с пачкой средств, выкупая каждую деталь раздельно у того, кто её произвёл! Он платит сходу за сборку, за продукт в готовом виде, и то, что он заплатил – поступает к распределителю, который весьма нередко путает беспристрастный учёт трудового вклада – и личный произвол симпатий.

Читая пролетарских писателей (самый броский из их М. Горьковатый – он выпуклее всех это и отразил!), опытнейший и образованный человек сходу же лицезреет СУТЬ претензий рабочих к фабриканту. Фабрикант продаёт, к примеру, полотно, «ситчик», оптовой партией, сходу всё, что произвела фабрика в две тыщи трудящихся рук.

Делали-то все, а общая, оптовая выручка поступает к фабриканту. Естественно, забрать для себя ВСЁ фабрикант не может (хотя весьма бы желал) – люди разбегутся. А если некуда бежать – вымрут. Что-то из оптовой выручки он, как распределитель, обязан распределять в пользу собственных рабочих. Но, будучи владельцем, он это делает в режиме произвола (чем свободнее рынок, тем полнее этот произвол).

Естественно, владелец может (и это в его экономических интересах) – поощрить рублём ударника, рационализатора, благодаря которым имеет больше сбытового полотна. Время от времени он это делает, время от времени нет. Но практически постоянно – его поощрения в режиме кумовства (родне, своякам, друзьям, любовницам, детям и племянникам, просто фаворитам) – существенно крупнее, чем его поощрения полезным, но чуждым ему людям на производстве.

Произвол распределителя (фактически, и породивший потребность в социализме) – весьма много уводит «на сторону» от лиц, конкретно занятых на производстве, и весьма несуразно (не постоянно, но почаще всего) распределяет выручку за конечный продукт меж ними.

+++

Антагонизм 2.

Касается уже не внутренностей системы разделения труда, а противоречий меж дублирующими системами трудовой кооперации. Сущность его в том, что хоть какому производителю (а при разделении труда это производственный коллектив, компания) – экономически прибыльно остаться одному.

Существование фабрики-клона ничего неплохого фабрике не приносит, а вот потребителей, платежеспособный спрос от фабрики оттягивает. Эта неувязка монополизации (рвение производителя остаться в одиночестве, так либо по другому избавиться от дублирующих его производственные способности соперников) была постоянно.

Ведь чем меньше производителей какого-то нужного продукта, тем больше их продукция «на вес золота». Если верёвок никто, не считая вас, созодать не умеет – вы из хоть какого пользователя сможете «верёвки вить». А вот если верёвки выполняются почти всеми – то далековато не факт, что пользователь купит её конкретно у вас.

Но эта неувязка монополизации техно-линии была не так остра в эру принужденной малосерийности низкотехнологичной промышленности. Фабрика со слабеньким оборудованием на техническом уровне, на физическом уровне не могла произвести продукцию, достаточную для всего мира. И по данной нам – технической! – причине не очень мачалась от для себя схожей фабрики на другом материке. Их интересы вроде бы не пересекались (либо практически не пересекались) – в силу ограниченности их производственных способностей.

С развитием технологий эра принужденной малосерийности завершилась. Либо навечно, либо до обвала цивилизации, провала в дикость, весьма возможного в наше время.

Сейчас, с учётом производительности современной техники, неважно какая компания в одиночку может удовлетворить ЛЮБЫЕ ОБЪЁМЫ платежеспособного спроса. Если спрос имеется – то создание стремительно расширяется, подстраиваясь под сбыт. И на техническом уровне, технологически, и даже по времени – практически не имея пределов!

-Сколько каров вы можете произвести в последующем году?

-Сколько нам закажут и оплатят – столько и произведём…

-А если для вас закажут ОЧЕНЬ МНОГО?

-Мы будем лишь рады! Средства никому излишними не бывают!

+++

В современном мире идёт процесс конвергенции стран и компаний. С одной стороны, компания всё больше и больше собственной властью и способностями, своим диапазоном (прямо до содержания личных армий!) похожа на правительство. С иной стороны, и правительство всё наиболее «экономизируется», преобразуется в корпорацию-нанимателя всех собственных людей.

Умеренные социалисты, распределяя через налоги прибыль богатых посреди неимущих – наверняка, и сами не догадывались, что, на самом деле, расширяют корпоративный найм ведущих работодателей на всех обитателей страны.

Это крепит штатскую солидарность ВНУТРИ. Но, диалектически, увеличивает антагонизм меж странами, народами.

Демократический политик – ощущает себя наёмным менеджером, нанятым гражданами. Он на их работает. Но как при всем этом он будет относиться к тем, кто не-граждане? Не являются теми избирателями, от которых он зависит?

Понятно, что соблазн подкупить электоров, работодателей, сделать им условия жизни лучше – неотделим от соблазна забрать во наружной среде побольше. И выкинуть туда, во внешнюю среду – все задачи, выслуживаясь перед избирателями. По формуле: «нахожу вам всё новейшие и новейшие блага».

А где? Это что, грибы в лесу, чтоб их отыскивать?!

Ничто не бывает {само по себе} «дешёвым» либо «драгоценным». Ничто не бывает {само по себе} «легкодоступным» либо «труднодоступным».

«Дешёвый продукт» — это, если гласить научным языком, продукт, приобретаемый высокооплачиваемым покупателем у низкооплачиваемого производителя.

На самом деле, «достояние» либо «бедность» — не наиболее, чем разница в ваших доходах и доходах окружающих. Если разница в вашу пользу, то вы «богаты», если напротив, то «бедны».

Вы сможете быть богаты с рублём в кармашке, либо бедны с миллионом рублей в кармашке, и весьма даже просто! Вопросец не в том, сколько у вас в кармашке, а в том, сколько запрашивают те, кто на вас работают.

Чем меньше они запрашивают, тем выше ваш уровень жизни. И напротив.

Выходит, что если на фабриках шлёпок в Таиланде начнут расти заработной платы и соцпакет, то уровень жизни покупателей пляжных шлёпок в США автоматом снизится, хотя их заработки никто и не урезал!

+++

Таковым образом, у неограниченного личного собственника средств производства неминуемы антагонистические дела с:

1) Всеми ассистентами снутри системы, которым он платит из собственного кармашка (по последней мере, так он задумывается).

2) Всеми изгоями, оставшимися вне системы, вне производства, которые владельцу совершенно не необходимы, совершенно для него излишние – а есть тоже желают и требуют.

Два эти антагонизма срастаются в единый рыночный шантаж. Подходящих (помощников в системе) стращают подменой на сейчас безработных, и тем умеряют их аппетиты. А ненадобных системе кормят за счёт подходящих, возбуждая меж ними вражду конкуренции и просто алчности («у меня берут часть заработной платы, чтоб давать пособие тунеядцу»).

+++

Понимая всё это, мы поймём и тупиковую обречённость современного западного капитализма, одержавшего «пиррову победу» над многообещающими линиями восхождения населения земли.

«Пиррова победа» — это тактический фуррор, достигнутый таковой ценой, что опосля неё неизбежен стратегический провал.

С одной стороны, развитие науки и техники уменьшает потребность производства в рабочих руках, что – при неограниченном капитализме – безизбежно обернётся расползанием, расширением «конченых территорий», населённых изгоями мирового рынка, «излишними людьми».

Мы это и лицезреем: пятачки сверкающего небоскрёбами фуррора сжимаются, а зоны первобытной безысходности вокруг их, «украины» — расширяются и умножаются. «Удачных», вписавшихся в рынок – всё меньше, а не вписавшихся – всё больше и больше.

Страшное обилие «украин», «молдов» и «сомалей», которым просто не во что встраиваться (они излишние по определению) на планетке даёт работодателям страшное орудие шантажа для тех, кто ещё задействован в экономических цепочках. Когда на 1-го работающего десяток либо сотка нищих на пособии (либо без оного), то из работающего можно любые верёвки вить!

И современный капитализм обретает черты 2-3 тысячелетия до н.э. А конкретно: очаги рабовладельческой цивилизации, в каких бешеные фараоны (сотка больших банкиров) строят пирамиды, окружённые первобытными племенами, живущими случайной охотой, одетыми в шкуры и не обладающими ничем, труднее дубины.

Рабовладение в окружении каменного века, полное нивелирование свободы человека в системе, и полнота зоологической свободы человека за границами системы, в «одичавших пустошах» бессчетных «украин», живущих «от кредита до кредита», лишённых всякой своей экономики, не считая огородно-натуральной…

Такое будущее не попросту «нарисовалось» перед нами – оно удачно реализуется различными «Давосами» и «Бильдербергами».

[1] Хрематистика — термин, которым ещё Аристотель обозначил науку о обогащении, искусство копить средства и имущество, скопление богатства как самоцель, как сверхзадача, как поклонение прибыли. Аристотель противопоставлял хрематистику — экономике как сознательному обустройству среды (мира-дома). Роль экономики Аристотель лицезрел в поддержании сложного оборота в рамках цивилизованного вида жизни. Средства при всем этом служат только для обеспечения удобства обмена. Хрематистика же — деятельность для получения прибыли и скопления средств, которые утратили своё служебное назначение. К хрематистике Аристотель относился негативно. Феномен в том, что по Аристотелю экономика – система нерентабельная и не постоянно даже выгодная, по сопоставлению с хрематистикой в финансовом плане убыточная (упущенная прибыль и т.п.). Фактически, так оно и есть!

———————————————————

[2] Почему мы в летнюю пору носим брюки? Поэтому что наша религия воспрещает нам ходить без штанов, наша наука понимает методы производства штанов, а наша культура стыдит бесштанных, производит к ним негодование и презрение, осуждение, а к тем, кто в брюках – воспитывает почтение.

В одиночку, взятая сама по для себя техно возможность всем пошить брюки – не принудит людей в жару ходить в брюках. А, смотря обширнее – просто и не возникнет, ибо цели таковой нет!

Но ведь то же самое можно сказать и про всякую другую ветвь экономики.

[3] Обида при дележе вещественных ценностей возникает тогда и, когда их делят поровну, тогда и, когда их делят не поровну. Человек обязательно обидится: и когда ему дали столько, сколько другу, и когда дали меньше, чем другу. В первом случае обида будет звучать: «я лучше соседа, а меня с ним уровняли». Во 2-м случае – «я не ужаснее соседа, а меня обделили», и т.п.

bumgames.ru
Добавить комментарий